БИЧ-Рыба (сборник)

Вот именно. Болезнь. Нервная почва истощилась, пересохла и потрескалась.

Чтобы хоть как-то утешиться, повесил на место прежних картинок портрет Карла Маркса. А что? Мужчина видный. Борода шикарнее, чем у самого Фиделя Кастро, любимого героя нашей юности.

С Марксом на стене вроде как и поуютнее стало. И сон появился, и аппетит.

Подошло время очередного санитарного рейда. Заявляется Федя и сразу же упирает взгляд в стенку над моей койкой. А соображаловка-то несмазанная. Смотрит и не врубается.

– Кто это? – спрашивает.

– Маркс, – говорю, – неужели в первый раз видишь?

У Феди сомнение не только в глазах, но и во всей фигуре. То на меня посмотрит, то на вождя. Как будто мы похожими должны быть. Свита за его спиной смех глотает. Их тоже понять можно – и хочется, и колется. Сами судите, разве может советский студент, да еще и партийный, Маркса не узнать. А Федя ухитрился. Потом, конечно, сообразил и с перепугу – в крик:

– Почему повесил?

А что я мог ответить? Нравится, говорю, разве нельзя?

– Нельзя! – кричит. – Не положено!

Спрашиваю – на каком основании? А он совсем растерялся, единственная извилина, и та отказала. Надо бы тормознуть, а он газует.

– Снимай немедленно!

Я в общем-то не мстительный и лежачих бить не приучен, но там не удержался. Снимай, говорю, сам, если он тебе мешает. И Федя уже потянулся было, чтобы сорвать по старой привычке, да вдруг одумался, руку отдернул и тихонечко, вкрадчиво так, спрашивает:

– А с чего ты решил, что он мне мешает?

– Ну как же, говорю, ты же только что требовал, чтобы я снял.

– Не вали с больной головы на здоровую, я не говорил, что мне мешает Карл Маркс, – высказал и на свиту оглядывается, поддержки требует.

Те молча кивают. Но ему этого мало, требует, чтобы вслух засвидетельствовали. И ведь нашлась перепуганная активисточка – поддакнула, успокоила начальника. После этого он в темпе крутанул быстрым глазом по комнате – все, мол, нормально, санитария на уровне, отметку поставил и – задний ход. Вышли. Я еще и засмеяться не успел, а дверь открывается – и снова Федя на пороге.

– Ты почему его повесил?

Нравится, говорю, сколько можно повторять. Он снова задумался. Потом подошел к койке, удостоверился, что это действительно Маркс, и говорит:

– Смотри, Петухов, если с ним что случится – махом из института вылетишь.

– Это как понимать, – переспрашиваю, – мне что, его теперь и снять нельзя?

– А это уже твое личное дело, сам думай.

Припугнул и сразу же успокоился, опять себя начальником почувствовал. Ушел с расправленными плечами. Был конфуз – и нет конфуза. А мы, дураки, полагали, что у него единственная извилина. Может, и действительно – одна, но зато такая надежная, если уж приспичит, она как червяк: и в кольцо, и в волну, и в струну – одним словом – начальственная извилина.

Шестимесячная завивка

Знал я в Туве мужика, два института кончил, так он не то чтобы магнитофон отремонтировать или киловатты со счетчика смотать – обыкновенный утюг починить не мог. Не тувинец был, зачем тувинцу утюги чинить, – наш, русский мужик, может, правнук Кулибина или праправнук по женской линии младшего из Черепановых. Но этот дважды инженер паровозов не изобретал, и даже велосипедов… Ему, пока он свои дипломы высиживал, последние мозги выхолостили, потому как высшее образование у нас организовано из рук вон и ни в какие ворота. Всю систему надо под корень… и новую налаживать. Это я к чему рассуждаю? Да к тому, что выгнали меня из института. И за что, спрашивается, вытурили, за какие грехи? За изобретательность пострадал.

Историю партии я пересдал без особых хлопот. Взял чужие шпаргалки, прочитал их – сначала сверху вниз, а потом снизу вверх – и понял, кого ругать, кого хвалить. А если пришлось работать, чтобы стипендию неполученную заменить, так в этом ничего страшного, работы я не боюсь, особенно веселой работы. Но время отнимает даже веселая работа. Да тут еще городская жизнь закружила. Если в родном поселке – один кинотеатр, в городе их – чертова дюжина с хвостиком. Кстати, о городских кинотеатрах: знал я большой город, в котором всего два кинотеатра, но чертова дюжина ресторанов. Честное пионерское – не шучу. Это – Норильск.