Билет на бумажный кораблик

Шкипер послушно гасил сигарету (в моей герани), хмурился, косился на меня. Я старалась сделать вид, что занята своими делами. Нельзя было не заметить, что Пашка стесняется своего небогатого образования, стараясь его восполнить беспорядочным чтением чего попало. Степаныч как-то обмолвился, что мать Шкипера работала в ресторане на Маросейке судомойкой и пила как сапожник. С Федором она официально не была расписана, поскольку тот был вор в законе и жил «по понятиям», то сидел, то надолго пропадал из города. Подросшего мальчишку мамаша все-таки додумалась отвести в школу, куда он и проходил несколько лет, – главным образом из-за того, что там кормили, – а годам к двенадцати Пашке уже стало не до учебы.

– В семейный бизнес пошел, распроети их обоих… – пояснил дед. И внезапно крякнул со странной смесью негодования и восхищения. – Ох, какая голова у засранца этого! Память замечательная, к языкам способности… Ты слышала, он в мае эту профурсетку Норку к нам притащил, а в июне уже с ней по-итальянски разговаривал! Ему бы высшее образование получить – не бандитом стал бы, а президентом!

Зная Степаныча, я понимала, что он не преувеличивает.

Шкипер все так же приезжал к нам в ресторан, все так же с разными женщинами, которых объединяла только их красота. С Татьяной он к тому времени уже окончательно расстался. Кажется, она вышла с его разрешения замуж за француза и улетела жить в Париж. Часто Шкипер заглядывал и к соседям. Цыгане знали, кто он, и мигом сообразили, что такое знакомство в наше время может быть очень полезно. Когда к ним приезжали гости, тетя Ванда всегда стучала мне в стенку, и если Шкипер оказывался у нас, то шел вместе со мной. Цыгане пили, пели, плясали, как всегда, шумно и весело, я танцевала вместе с ними, Пашка слушал, смотрел… Потом вдруг заговорил по-цыгански, чем привел в бурный восторг все общество: способности к языкам у него действительно имелись. Когда у дяди Коли угнали его «Волгу», тетя Ванда пожаловалась Шкиперу, и на другой день машину вернули – просто поставили у подъезда, как было. Тетя Ванда попыталась поблагодарить Шкипера, тот изобразил недоумение и заявил, что никакого отношения к возвращению средства передвижения не имеет. Никто ему не поверил, да он на это и не рассчитывал.

Однажды мы с Милкой пекли у нас на кухне по рецепту Милкиной прабабки творожный пирог «Савияко». Шкипер, который ждал задерживающегося в больнице Степаныча, с выражением полного безразличия на лице сидел за столом и читал мой учебник геометрии за восьмой класс, время от времени затягиваясь сигаретой. Он настолько слился с интерьером, что мы с Милкой напрочь забыли о его присутствии и спохватились лишь тогда, когда увидели, что больше половины таза начинки с изюмом, беспечно оставленного под полотенцем на том же столе, исчезло неизвестно куда.

Милка вопила как сумасшедшая:

– Бандитская морда! Прорва! Живоглот! Сказал бы, что голодный, я бы тебе лучше борща налила! Вот куда я теперь это дену, отвечай?! Кому теперь эти три крошки?! Вот как дам сейчас черпаком по тыкве, бессовестный, хватит ржать! И ложку отдай!

Шкипер быстро доедал то, что осталось, и хохотал:

– Да чего ты так орешь-то? Испеки поменьше бублик, и все… Слушай, ну вкусно, ей-богу, я и не заметил как… Ну, давай за творогом в молочный сгоняю!

– Да сиди ты, – смягчилась Милка. – Сейчас Любку пошлю… Ну, борща-то дать, голодающий?

– Давай.

Вечером того же дня, когда пирог был благополучно испечен и съеден, а я уже успела забыть об инциденте, Милка сказала мне:

– Ты за него замуж не ходи, не надо. Его все равно застрелят когда-нибудь, останешься одна с детьми…

– За кого замуж? – Я даже не сразу поняла, о чем она, а поняв, замахала руками: – Милка, ты сдурела?! Ты видела, с какими он девками в наш кабак приходит?!

– С одними спят, на других женятся.

– Женится этот, как же.

– Ну, не женится, так еще как-нибудь… Не ходи, Санька. Он, может, и козырной, только… ненадежно это как-то.

– У тебя только одно на уме. Нужна я ему…