В 1980-1990-е гг. стал появляться новый экономический феномен: зарплаты и бонусы сотрудников высшего звена крупнейших корпораций и банков достигли невероятных высот. Доля совокупного фонда оплаты труда, распределяемая в пользу 1 % населения, достигла 8 % к началу 2010 г. Наиболее ярко эта тенденция наблюдается в США.
Статистические данные США показывают, что, начиная с 1980 г. рост имущественного неравенства происходил за счет увеличения доходов богатейшего 1 % населения, чья доля в национальном доходе выросла с 9 % в 1970 г. до 20 % в 2010 г. Также значительно за это время выросла доля дохода оставшихся 9 % из богатых 10 %. Это говорит о том. что рост дохода этой социальной группы превышал средний уровень роста экономики США в целом. Для всего остального населения Америки рост дохода составлял менее 0,5 %.
Инфляция — феномен XX века. Во Франции, Германии, Англии с 1700 до 1913 г. инфляции практически не было. Но с 1913 по 1950 г. инфляция во Франции составляла 13 % в год, в Германии — 17 %. Мировые войны заставляли правительства залезать в глубокие долги и прибегать к печатанию бумажных денег, чтобы расплачиваться за них.
Проанализированные данные по развитым странам Европы и Америки указывают на то, что у богатейшего 1 % населения наблюдался в 1990-2010-е гг. фантастический рост покупательной способности, тогда как покупательная способность среднестатистического гражданина находилась в стагнации.
Некоторые американские экономисты объясняют диспропорциональный рост дохода менеджеров высшего звена тем. что они обладают уникальными навыками и их производительность труда намного выше средней. Однако изучение уровня образования и профессионального опыта менеджеров, входящих в богатейший 1 % населения и оставшихся 9 % (из богатых 10 %). не объясняет существенного различия в уровне оплаты их труда.
Более того, уровень оплаты топ-менеджеров не находится в прямой зависимости от качества принимаемых ими решений. Скорее наоборот: если в результате внешних факторов прибыль компании увеличивается, то и компенсация топ-менеджеров растет. Этот феномен экономисты называют «платой за везение».
С другой стороны, прослеживается примечательная зависимость между уровнем подоходного налога и компенсацией сотрудников высшего звена: начиная с 1980 г. ранее действовавший в США конфискационно высокий уровень подоходного налога был существенно снижен, что и могло способствовать взрывообразному росту размера доходов. Естественно, что социальная группа, выигравшая от снижения налогов и роста доходов, имеет значительное политическое влияние, которое она употребляет, в частности, для поддержания налогов на низком уровне.
Но не только беспрецедентный рост заработной платы повлек за собой увеличивающийся разрыв в уровне доходов разных социальных групп в США. Следует также учитывать рост доходов на капитал, на который приходится примерно треть роста неравенства доходов в США.
Несмотря на существенные контрасты при распределении оплаты труда, неравенство во владении богатством и распределении дохода на капитал значительнее в разы.
Владение капиталом (и доходом на капитал) всегда более сконцентрировано, чем распределение дохода от трудовой деятельности. Например, 10 % наиболее высокооплачиваемых работников получает 25–30 % от общей суммы национального дохода, приходящегося на оплату труда. При этом остальные низкооплачиваемые 50 % работников в совокупности получают приблизительно такой же процент от национального дохода, приходящегося на оплату труда. В то же время в США богатые 10 % населения, получающие доход от капитала, владеют 72 % от всего национального богатства, а беднейшие 50 % населения распоряжаются только 2 % национального богатства.
Исследования показывают, что только для поколений, родившихся между 1910 и 1960 гг., богатейший 1 % населения состоял из людей, для которых основным источником благосостояния была работа, а не унаследованный капитал. Впервые в истории для богатейшего 1 % населения учеба и работа позволяла иметь более высокий уровень жизни, чем унаследованное богатство.
Такое состояние дел порождало беспрецедентную уверенность в необратимости социального прогресса, в том, что неравенство, основанное на наследуемом богатстве, невозвратно ушло в прошлое. Однако изучение динамики размера унаследованных состояний доказывает обратное.