Билл, Герой Галактики, на планете Бутылочных мозгов

Средний судья заметил судье, сидящему слева:

— Вы можете вразумительно объяснить, что он сказал?

— Рискну предположить, — ответил левый судья, — что обвиняемый пытается острить.

— Я думаю то же самое, — заметил правый судья.

— Вы имеете в виду, — произнёс средний судья, — что обвиняемый шутит?

— Невероятно, но это так, — ответил левый судья.

— А в чём соль шутки? — спросил средний судья.

— Трудно сказать, — ответил левый судья, — так как я сам не совсем уловил её. Полагаю, на основе обыгрывания слова барьер. Немного странное начало, не так ли?

— Да, конечно, — сказал средний судья. Он пристально посмотрел на Билла. — Обвиняемый, ты на самом деле взялся шутить в нашем присутствии?

— Ну, э-э, в общем-то, да, — ответил Билл. — Я ничего не хотел этим показать. — Он сновал начал хихикать.

— А что, — спросил средний судья, — здесь смешного?

— Ничего, извините, прошу прощения, — ответил Билл.

Средний судья повернулся к правому.

— Что его так смешит?

— Не знаю, — ответил правый судья, — но опасаюсь наихудшего. Полагаю, если вы сочтёте это необходимым, можно спросить у него.

— Обвиняемый, почему вы смеётесь?

— На самом деле, — ответил Билл, — у меня слева подмышкой сидит чинжер и щекочет.

— Вы слышали это? — сказал левый судья правому.

— Его наглость поражает.

— У него ведь не может на самом деле на теле сидеть ящерица?

— Сомневаюсь. Земляне и чинжеры — потомственные враги.

— Полагаю, — произнёс одетый в меховую накидку стражник, — мы можем обыскать его и убедиться.

— Нет, — сказал средний судья. — Уже достаточно. Честно говоря, мне ничуть это не интересно.

— Послушайте, — сказал Билл, — я не знаю, за что вы собрались меня судить. Я ничо не сделал.

— «Ничо», — произнёс средний судья, — что это значит?

Правый судья, с опущенным правым веком и чудным выражением лица, произнёс:

— Думаю, это «ничего» с опущенным слогом «ег».

— Но зачем он это сделал? — спросил средний судья.

— Наверное это какая-нибудь очередная шутка, — ответил правый судья.

— А! Ещё одна шутка! Это мне уже не нравится, место этого преступника за решёткой.

— Похоже он предрасположен к шуткам, — сказал левый судья.

— Если так, то это прискорбный недостаток, — заметил правый судья.

— И весьма прискорбно, что ему придётся за это заплатить.

Трое судей посмотрели друг на друга и улыбнулись удовлетворёнными улыбками людей, способных сохранять чувство юмора в трудной ситуации.

— Ну а теперь, обвиняемый, вы обвиняетесь в нелегальной и без лицензии посадке на неправомочном космическом корабле на территории общественного фестиваля, таким образом серьёзно нарушив ход фестиваля слизней, и нанеся организатору фестиваля, Зеку Хорсли, публичное оскорбление преступным образом. Обвиняемый, что вы можете сказать в своё оправдание?

— А? — спросил Билл.

— Являлись вы или нет членом команды космического корабля, совершившего посадку на территории фестиваля?

— Послушайте, — сказал Билл, — нас сбили. Я был пассажиром на корабле. Но нас сбили свинглы. У нас не было выбора, где приземляться.

— Я не спрашиваю, был ли у вас выбор, — сказал средний судья. — Я спрашиваю, приземлялись ли вы на вышеупомянутой территории ярмарки?

— Полагаю, да, — ответил Билл. — Я говорю гипотетически.

— Должным образом запротоколировано, — сказал средний судья, его левый глаз характерно прищурился.

— Хорошо, даже если я приземлился на территории ярмарки, во-первых, я ничего не мог с этим поделать, во-вторых, никто не пострадал, так что я прошу забыть это и позволить мне вернуться к своей военной команде.

— Никто не пострадал? — фыркнул средний судья. — А как насчёт слизней?

— Каких слизней?

— Слизней, которые были собраны на выставку слизней, вот каких слизней.

— Да, ну и что насчёт них?

— Ваш корабль раздавил вольер, где спали слизни.

— Вы имеете в виду, что мы раздавили вольер со слизнями? — переспросил Билл, впадая в неуправляемый смех, как склонны поступать люди, когда шутят в крайне напряжённой обстановке. — Как-нибудь я возмещу ущерб. Или Дью. Сколько будет стоить доставить ещё один грузовик слизней?

— Он пытается облегчить свою вину, — прикрывшись ладонью шепнул средний судья левому.

— В его словах есть здравый смысл.

— А как насчёт оскорбления Хорсли?

— А кроме того, разве слизни заменимы?

— Не в таком количестве.

— Очевидно, что не в таком количестве. Я имею в виду другое количество, которое сможет представлять ярмарку, большее чем на ярмарочной бирже.

— Трудно сказать. Вы также хорошо как и я знаете, как трудно набрать целый грузовик действительно отборных толстых слизней, особенно сейчас, с наступлением сухого сезона.

— И всё ещё остаётся нерассмотренным вопрос об оскорблении Хорсли.

— У меня было бы больше сочувствия к положению Хорсли, — сказал правый судья, а его веко перестало дёргаться, — если бы он не был парнем, которого кто-нибудь непременно стукнул бы прекратителем-дружбы, если бы сейчас были старые тёмные дни.

— Верно, — сказал средний судья. — Никакого сочувствия Старому Хорсли. Что вы скажете, если мы отпустим обвиняемого, объявив ему выговор?