Билли Саммерс

Зря ты не ограничился перебитой лодыжкой, думает Билли. Врачи еще могли ее починить.

В глубине логова что-то с грохотом падает. Звенит разбитое стекло, и кто-то громко чертыхается: «M’qifsh Karin!» Билли, пригнувшись, бежит туда. Света нет, но в полутьме Билли видит Ника, который стоит к нему спиной и жмет кнопки на освещенной панельке рядом со стальной дверью. В этой примыкающей к логову небольшой комнате имеются бильярдный стол, несколько винтажных игровых автоматов и этажерка на колесах, которая лежит на боку среди битого стекла. От витающего в воздухе запаха виски слезятся глаза.

Ник лихорадочно тычет пальцем в кнопки, все еще ругаясь по-албански или на каком-то другом языке, который он впитал с молоком матери и благополучно забыл. Замирает он лишь тогда, когда Билли велит ему прекратить и повернуться.

Ник выполняет приказ. У него лицо человека на пороге смерти — и правильно, потому что так оно и есть. При этом он улыбается. Едва заметно, но да, это определенно улыбка.

— Зря я сюда побежал. Надо было по лестнице, за Марки… — Он пожимает плечами.

— Там у тебя бункер? — спрашивает Билли.

— Ага. Представь себе… я забыл чертов код! — Он качает головой. — Нет. Я его не забыл, просто мозг отрубился, когда надо было цифры набрать. Жалкие четыре цифры — вспомнил только вторую двойку.

— А сейчас?

— Шесть-два-четыре-семь, — отвечает Ник. И смеется. Ей-богу, смеется.

Билли кивает:

— Такое случается. И с лучшими из нас, и со всеми прочими.

Ник внимательно смотрит на него. Облизывает губы — они влажно блестят.

— Как-то ты по-другому заговорил. Да и выглядишь иначе. Ты только строил из себя дебила, да? Джорджо меня предупреждал. Но я не поверил.

— И убил его.

Ник распахивает глаза в искреннем, по мнению Билли, удивлении.

— Джорджо жив-здоров, в Бразилию укатил! — Ник снова вглядывается в его лицо. — Ты мне не веришь?

— После того, что ты учинил, я не поверю ни единому твоему слову.

Ник пожимает плечами: мол, справедливо.

— Можно, я присяду? Ноги не держат.

Билли показывает стволом глока на три зрительских кресла рядом с бильярдным столом. Ник шатко подходит к среднему и садится. Протягивает руку за спину и включает свет, три лампы над зеленым сукном.

— Не надо было брать этот заказ… Позарился на бабло, дурак.

Время у Билли вроде есть. Возможно, он пожалеет об этом решении, но сейчас ему хочется получить ответы. Деньги — дело десятое, да и вряд ли они тут есть. Это только в кино у гангстеров в бункере стоят шкафы с наличными, а сегодня все в электронном виде. Самих денег как бы и нет. Деньги теперь — это райловский «дух в машине».

— У Свина печенка барахлит. Казалось бы, первым делом должно было отказать сердце — учитывая, какой он жирдяй, — но нет, печень подвела. Пересадку надо делать. Врачи сказали, что не сделают, если он хотя бы двести фунтов не скинет — иначе, мол, он прямо на операционном столе коньки отбросит. Вот он и поехал в Бразилию.

— Худеть, что ли?

— Ну да, там клиника специальная. Если туда ляжешь, выйти по своей воле уже нельзя, пока не достигнешь нужного веса. Свин себя знает: для него это единственный способ похудеть, иначе он в первый же день диеты побежит за тройным воппером с сыром.

Билли начинает верить Нику. Тот упоминает Свина в настоящем времени и пока ни разу не оговорился. В чем-то это похоже на ситуацию с Эдисоном, который, падая, спустил воду в унитазе: нарочно такое не придумаешь. Джорджи Свин в концлагере для жирдяев — это настолько бредово, что не может не быть правдой.

— Джорджо знал, что после убийства Джоэла Аллена полиция первым делом установит именно его личность — такую тушу хрен забудешь. Но он не парился. Мол, это не даст ему соскочить в последнюю минуту, будет у него новая печенка или нет. А вообще он давно хотел отойти от дел.

— Неужели? — Билли всегда считал, что Джорджо из тех ребят, которые умирают в упряжке.

— Ну да.

— Провести остаток дней в Бразилии?

— В Аргентине вроде.

— Недешевое удовольствие. И какую он пенсию получил за помощь в выполнении заказа?

Ник, помедлив, отвечает:

— Три миллиона.

— Три миллиона Джорджо и еще шесть тому, кто меня порешит.

Ник распахивает глаза и обреченно откидывается на спинку кресла. Видно, понял, что раз Билли знает про шесть миллионов, последний его шанс выйти живым из этого переплета только что улетучился. Вероятно, он прав.

— А для меня, значит, полторашку пожалел? Я знал, что ты жмот, Ник, но на кидалу ты вроде не похож.

— Билли, да мы не собирались тебя…

— Собирались. Я хочу, чтобы ты это признал. Говори — или убью прямо сейчас.

— Ты все равно меня убьешь, так какая разница — сейчас или позже, — справедливо замечает Ник. Голос у него твердый, но по пухлой, безупречно выбритой щеке скатывается единственная слеза.

Билли молчит.

— Ладно, хорошо. Да, мы собирались тебя убить. Таковы были условия сделки. Дана взял это на себя.

— А я был вашим Освальдом[75].

— Это не я придумал, Билли, клянусь. Я сразу сказал клиенту, что ты наш человек и никого не выдашь — поручился за тебя. Но он настаивал на своем. А меня бабки ослепили, говорю же.