Может, Баки думает про Нила Даймонда, но у Билли все мысли о Поле Шабасе[82]
, о ребенке в доме на окраине Тихуаны и о Шанис Акерман. Две эти девочки теперь неразрывно связаны у него в голове.7
Наутро Баки устраивает Элис небольшую фотосессию. Выбирает восточное окно, чтобы в комнате было побольше естественного света. Там стоит диван, но Баки говорит, что его надо убрать, а вместо него поставить стул. Когда Билли спрашивает почему, Баки отвечает, что фото с диваном будут иметь сексуальный подтекст, а им это не нужно. Им нужен образ невинной девчонки. Возможно, решившей продать себя один-единственный раз, чтобы помочь нищей матери.
Когда Элис выходит из ванной в новой юбке и топе, Баки велит ей вернуться в ванную и стереть большую часть косметики.
— Оставь немного румян на щеках и незаметный слой туши, просто чтобы ресницы стало видно. Помадой не злоупотребляй. Поняла?
— Поняла! — Элис взбудоражена, как ребенок, которому разрешили поиграть в переодевания.
Когда она уходит, Билли спрашивает Баки, откуда он все это знает.
— Не пойми меня неправильно, я очень рад и благодарен — мне бы и в голову не пришло… Одна одежда чего стоит!
— Нет, одежда тут не главное. Нужный эффект создают волосы. Задорный хвостик.
— Ладно, но где ты этого набрался? Ты же не…
Билли осекается. А что ему, в сущности, известно о Баки Хэнсоне? Да, у него куча связей в криминальной среде, он может вывезти человека из страны и, возможно, имеет выход на высшее руководство органов юстиции. Если так, то имен Билли не знает: Баки умеет держать язык за зубами. Возможно, поэтому он до сих пор жив.
— …не фотографировал молодых женщин так, чтобы они сошли за малолеток? Нет. Но одно время в порножурналах вроде «Пентхауса» и «Хастлера» такие снимки были популярны. Еще в восьмидесятых, когда порножурналы существовали. Что же до фотоискусства, то здесь я всему научился у отца.
— Ты вроде говорил, что он у тебя был похоронных дел мастер. Где-то в Пенсильвании.
— Да, отсюда мои познания о косметике. А фотографией он иногда подрабатывал: в основном снимал портреты для школьных фотоальбомов и свадьбы. Иногда я ему ассистировал. И там и там.
— Да я, смотрю, по адресу пришел, — улыбается Билли.
— Ага. — Но Баки не улыбается. — Не дай бог с ней что-то случится, Билли. Если ты это допустишь, сюда можешь не возвращаться: дверь будет закрыта.
Ответить Билли не успевает: Элис возвращается. В белой блузке, синей юбке и гольфах она в самом деле выглядит очень юной. Баки усаживает ее на стул и принимается крутить ее голову, поворачивать лицо, ловя свет и нужный ракурс. Фотографирует он на телефон Билли. Говорит, что у него есть «лейка» и он с удовольствием снимал бы на нее, но фотографии получатся слишком профессиональные. Может, Клэрк ничего не заметит и не почует подвох, но мало ли? В конце концов, ТВ и кино составляют львиную долю его бизнеса.
— Ладно, поехали. Элис, широко не улыбайся, но легкая улыбка допустима. Помни, какой образ нам нужен: милый и целомудренный.
Она пытается сделать милое и целомудренное лицо, но ее тут же разбирает смех.
— Давай, посмейся, это нормально. А потом вспомни, пожалуйста, что на твои фоточки будет любоваться гнусный педофил.
Эти слова сразу приводят ее в чувство. Баки принимается за работу. Сколько было предсъемочной суеты, а сама съемка занимает от силы полчаса. Баки делает шестнадцать или восемнадцать портретов Элис в разной одежде (но всегда, даже в платье с открытыми плечами, — в невысоких кедах) и с хвостиком на макушке, потом еще дюжину с распущенными волосами, подобранными заколкой, и еще десяток с ободком. Когда фотосессия окончена, он распечатывает по три набора получившихся фотографий размером восемь на десять на цветном принтере, чтобы каждый мог внимательно их рассмотреть и выбрать полдюжины лучших. В какой-то момент Элис восклицает со смесью триумфа и потрясения:
— Бог мой, вот на этой мне почти четырнадцать!
— Пометь ее, — говорит Баки.
Закончив, они останавливаются на трех портретах, к которым Баки добавляет еще парочку и велит отправить эти пять Свину.
— Он уже поставлял старому хрену цыпочек и должен знать, клюнет Клэрк на такую или нет.
— Отправлю позже, — говорит Билли. — Когда мы выдвинемся в Нью-Йорк.
— А если Клэрк ее забракует?
— Все равно поедем. Я найду способ к нему подобраться.
—
Билли молчит. Думает, что примет решение, когда — и если — придет время. Потом вспоминает, что пережила Элис и что Клэрк творил с девочками даже младше ее, и осознает, что решать все-таки не ему.
8
Вечером он в последний раз звонит Нику.
— Ты по-прежнему должен мне миллион двести.
— Знаю, и ты все получишь. Наш друг перевел деньги. Ему сообщили, что тебя больше нет.
— Добавь к ним еще двести тысяч. Назовем это бонусом за дерьмо, в которое ты меня втянул. И отправь их Мардж.
— Матери Фрэнка? Ты серьезно?
— Да. Скажи, что это от меня. Пусть потратит их на лечение Фрэнка. Скажи, что мне пришлось так поступить, но я приношу извинения.