Итак, думает Билли. Хофф готов, Джорджо почти наверняка готов, а у Ника — железобетонное алиби. Остался только я: последняя дыня на бахче, последняя горошина в стручке, последняя конфета в коробке — выбирай любую метафору.
За рекламой очередных чудодейственных таблеток с внушительным списком побочек, среди которых летальный исход, следуют интервью с соседями Билли по Эвергрин-стрит. Он уже встает и хочет выключить телевизор, но садится обратно. Он втерся в доверие к этим людям и должен понести кару. Хотя бы выслушать их, увидеть их боль. И растерянность.
Джейн Келлогг, местная пьянчужка, отнюдь не выглядит растерянной.
— Мне он сразу показался подозрительным типом, — говорит она. — Глазки у него… бегали.
Врешь, думает Билли.
Диана Фасио, мама Дэнни, рассказывает, что пришла в ужас, когда узнала, что ее дети проводили столько времени с хладнокровным убийцей.
Пол Рагланд восхищается тем, как естественно и непринужденно он себя вел.
— Я искренне считал, что Дэйв — отличный парень. Порядочный человек. Это еще раз доказывает, что никому нельзя верить. Никому!
Одна лишь Корин Акерман пытается встать на его защиту и упоминает то, на что остальные предпочли закрыть глаза.
— Конечно, он совершил ужасное преступление, но ведь преступник, которого он убил, не жвачку в магазине украл, правильно? Насколько я поняла, это жестокий убийца. Если хотите знать мое мнение, Дэйв сэкономил нам денег на судах.
Благослови тебя Бог, Кори, думает Билли. И даже пускает слезу, как будто это не новости, а душещипательный фильм на канале «Лайфтайм» с правильным финалом. Если, конечно, самосуд входит в ваши представления о том, что такое «правильно». У Билли с этим проблем нет, особенно в таких случаях, как с Алленом.
Прежде чем рассказать зрителям о ситуации на дорогах (в городе по-прежнему пробки из-за полицейских блокпостов, простите, народ) и перейти к прогнозу погоды (становится все холоднее, ну надо же), ведущие раскрывают еще одну подробность дела об убийстве на ступенях здания суда. Тут Билли не может сдержать улыбки. Шерифа Викери отстранили от расследования не потому, что он бросился наутек, теряя шляпу, когда его заключенного подстрелили, — или не только поэтому. Просто он зачем-то повел Аллена к главному входу, вместо того чтобы воспользоваться служебным. Поначалу его даже заподозрили в причастности к убийству, но впоследствии он сумел оправдаться (вероятно, сознавшись, что просто хотел дать интервью телевизионщикам).
Я пристрелил бы Аллена в любом случае, думает Билли. Черт, я пристрелил бы его даже в дождь — помешать мне мог разве что библейский потоп.
Он выключает телевизор и идет в кухню изучать запасы замороженных полуфабрикатов. А сам уже думает о том, про что будет писать завтра.
Глава 13
1
Три дня подряд он грезит об Эль-Фаллудже.
Билли описывает «Горячую девятку»: Тако Белла, Джорджа Диннерстайна и Альби Старка, Клячу, Хоя Кэшмена. Целое утро он посвящает истории про то, как Джонни Кэппс практически усыновил ораву иракских ребятишек, которые пришли выпрашивать сладости и сигареты и остались поиграть в бейсбол. Джонни и Пабло «Бигфут» Лопес научили их игре. Один мальчик лет девяти-десяти, Замир, без конца твердил: «Ты в ауте, сукенсэн!» — к месту и не к месту, как заведенный. То были единственные известные ему английские слова (не считая «давайбей»). Например, кто-нибудь отбивал мяч на шортстопа, а Замир, сидевший на лавке в красных штанах, футболке со «Снуп Доггом» и кепке «Торонто блю джейс», вскакивал и орал: «Ты в ауте, сукенсэн!» Билли пишет про Клэя Бриггса, санитара по прозвищу Фармацевт, который вел бойкую переписку порнографического характера с пятью девчатами из Cу-Сити, Айова. Тако иногда говорил, что не врубается, как у такого урода может быть столько телок. Хой отвечал, что это «вымышленные телки», и Альби Старк ерничал: «А ты вообще в ауте, сукенсэн!» Пусть эти слова изначально не имели никакого отношения к любовной переписке Фармацевта, все каждый раз покатывались со смеху.
Время от времени Билли делает перерывы в работе и разминается: приседает, отжимается, машет ногами, качает пресс. Первые два дня бегает на месте, вытянув вперед руки и хлопая себя ладонями по коленям. На третий день вдруг вспоминает — вот дурак! — что весь дом в его распоряжении, и вместо бега на месте принимается бегать по лестнице с первого на третий этаж и обратно, пока не выдыхается, а сердце не начинает биться со скоростью сто пятьдесят ударов в минуту. Нельзя сказать, что он начал сходить с ума в четырех стенах (еще ведь даже недели не прошло), но он не привык подолгу сидеть и писать, и эти всплески физической активности помогают ему не чокнуться.