Элис не швыряет в него кофе. Она делает глоток и кривит лицо, крепко стискивает зубы. Билли видит, что мышцы ее горла продолжают ходить туда-сюда даже после того, как она проглотила.
— Если тебя опять будет рвать, делай это в раковину, пожалуйста.
— Меня не будет рва… Что значит опять? Как я сюда попала? Ты точно меня не изнасиловал?
Это не смешно, однако Билли не может сдержать улыбки.
— Наверное, я запомнил бы.
— Как я сюда попала? Что случилось?
Он делает глоток кофе.
— Это как рассказывать историю с середины. Давай лучше сначала. Расскажи, что случилось с
— Я не помню. Вся прошлая ночь — одна сплошная черная дыра. Я проснулась здесь. С похмельной головой и таким чувством, что мне фонарный столб запихали в… Ну, ты понял. — Она делает второй глоток кофе, и на сей раз ей даже не приходится сдерживать рвотные позывы.
— А что было до?
Она смотрит на него широко распахнутыми голубыми глазами, открывая и закрывая рот. Потом роняет голову.
— Выходит, это Трипп? Он что-то подмешал мне в пиво? Или в джин-тоник? Ты это хочешь сказать?
Билли с трудом удерживается от того, чтобы не взять Элис за руку. Он почти сумел добиться ее расположения, но трогать ее нельзя, иначе все насмарку. Она сейчас не готова к прикосновениям мужчин — тем более полуголых мужчин в одних шортах.
— Не знаю. Меня там не было. А вот ты была. Поэтому расскажи мне, что случилось, Элис. Расскажи все, что помнишь.
И она рассказывает. При этом в ее глазах по-прежнему читается немой вопрос: если ты меня не насиловал, почему я проснулась в твоей постели, а не в больничной койке?
4
История получается не слишком длинная, даже с учетом коротких автобиографических вставок. Билли и сам мог бы ее рассказать, потому что история Элис стара как мир. Где-то на середине Элис вдруг умолкает, распахивает глаза и начинает часто, судорожно втягивать ртом воздух, стискивая рукой горло: «У-уп, у-уп». Воздух входит и выходит со свистом.
— Астма? — спрашивает Билли.
Ингалятора он среди ее вещей не нашел, но он мог остаться в сумке, которую она, вероятно, потеряла (если у нее вообще была с собой сумка).
Элис мотает головой.
— Паническая… —
Билли уходит в ванную, пускает воду, ждет, пока она потеплеет, и смачивает салфетку. Затем, несильно отжав, относит салфетку обратно в кухню.
— Вот. Запрокинь голову и положи мокрую салфетку себе на лицо.
Каким-то образом Элис умудряется распахнуть глаза еще шире.
— Я же… —
— Нет. Наоборот, это поможет раскрыть дыхательные пути.
Он сам запрокидывает ей голову — бережно — и накладывает теплую влажную ткань поверх глаз, рта и носа. Ждет. Секунд пятнадцать — и Элис начинает дышать ровнее, затем снимает салфетку.
— Помогло!
— Влажный воздух помог, — поясняет Билли.
В его словах есть доля правды, но небольшая. Помогает не столько влажный воздух, сколько
— Готова рассказывать дальше?
— А можно мне тост? — почти робея, спрашивает она. — И стакан сока?
— Сока нет, есть имбирный эль. Хочешь?
— Да, спасибо.
Он делает тосты, потом наливает в стакан имбирный эль и добавляет кубик льда. Садится напротив. Элис Максуэлл продолжает свою старую как мир историю. Билли слышал и читал ее уже не раз (в частности, недавно она попалась ему в творчестве Эмиля Золя).
Окончив школу, Элис год проработала официанткой в родном городе — откладывала деньги на экономический колледж. Она могла бы учиться и в Кингстоне, там есть целых два неплохих колледжа, но ей хотелось повидать мир. И уехать подальше от мамули, думает Билли. До него начинает доходить, почему она до сих пор не потребовала немедленно вызвать полицию. Вопрос в другом: почему Элис захотела «повидать мир» в этом богом забытом городишке? Загадка.