Бимен

Но что показалось Килу в тот момент необычным, так это то, что во-первых, по законам жанра, должен был остаться или один кто-нибудь, или исчезнуть должны были оба. А они, мало того, что никуда не делись, так еще и как ни в чем не бывало, преспокойно разошлись по своим делам. Юноша, сунув руки в карманы направился к выходу, а его, даже не знаю как назвать, партнерша по переглядкам, что ли… уселась на скамейку, и принялась рыдать.

И поначалу, об увиденном решено было забыть, как о нелепом факте, которого просто не могло быть. Но помешало то, что эта барышня стала посещать парк изо дня в день. Словно ее тянуло сюда, как преступника на место преступления.

Ежедневно, гуляя по каменным дорожкам парка, он видел ее. Она, выбрав одну из незанятых скамеек, сидела, откинувшись на спинку, и битый час смотрела куда-то вдаль через площадь. В один из дней, после того, как она поудобней устроилась, и принялась созерцать красоты уходящего лета, Кил Фастрич набрался смелости, и расположился рядом с ней. Целый час, он сидел, ожидая, что на него обратят внимание. Но к его величайшему изумлению, соседка по скамейке словно не замечала его. Он искоса поглядывал на нее, держа руки на отполированном набалдашнике своей трости, и всем своим видом показывал, что не прочь завязать знакомство, или хотя бы установить зрительный контакт. А когда молчаливая дама встала, и даже не взглянув в сторону Кила, покинула территорию парка, тогда он почувствовал себя, если не обманутым, то обиженным точно. На него не обратили внимания. Это был вызов.

Фастрич не был борцом, двигающимся навстречу трудностям, он был тем премудрым пескарем, который сидит в тине, и ждет своего часа. Расстроившись настолько сильно, насколько было задето его самолюбие, он целую неделю не появлялся в парке. Но какая-то неведомая сила всякий раз разворачивала ступни его ног, когда он прогуливался неподалеку, и неизменно направляла в сторону больницы. Кил стал замечать, что не может выкинуть из головы женщину со скамейки. Сдавшись, и уступив то ли любопытству, то ли зарождающимся новым для него чувствам, он продолжил наблюдения за таинственной незнакомкой.

Чего Кил только не пробовал, чтобы обратить на себя внимание: и приходил раньше нее, и занимал ее место, и менял частоту посещений. Даже однажды исчез и не появлялся в парке пару дней, в надежде, что заметив его отсутствие, у дамы, завладевшей покоем Фастрича, появятся какие-то вопросы к нему, но все безуспешно. Его целенаправленно игнорировали. То есть о нем знали, но на контакт не шли. Имея крайне скудный опыт общения с женским полом, Кил методично ждал. Он готов был и дальше продолжать свои игры в разведчиков, если бы не приговор врачей. Оставалось ему от полугода, до двух лет. Поняв, что у него теперь нет даже времени, он пошел ва-банк, и переступив через себя заговорил, с той, с которой давно хотел поговорить. Был конечно и испуг, и легкий мандраж: а вдруг она глухонемая, или тупая как пробка, или косноязычная настолько, что не поймешь, о чем говорит. В любом случае, он понимал, что идет на риск, потому, как открыв свой рот, она могла с легкостью разрушить тот, практически безупречный образ, который сформировался в голове у Фастрича.

Приятное впечатление от первого разговора совершенно вскружило голову пожилому ухажеру, и он приходил снова и снова в парк, в надежде на разговор с новой знакомой. И поначалу их беседы про голубей забавляли его, и он подыгрывал ей, проявив интерес к ее увлечению. Но, как оказалось впоследствии, совершенно напрасно. Надо было как-то увлечь ее, чем-нибудь другим, потому, что невинное занятие перерастало в манию. Хуже всего, для Кила было то, что Ален начала меняться. И эти изменения отнюдь не радовали нашего кавалера. Сидя на скамейке, рядом со своей дамой сердца, и слушая ее в пол уха, он пытался найти выход из сложившейся ситуации. И решение пришло внезапно, вместе с горстью семян, брошенных на площадь перед собой. Улыбка скользнула по его лицу, и, коснувшись серых глаз исчезла, сделав лицо напряженно-сосредоточенным.

3. Поступок

Ревность. Скорее всего, именно ревность заставляла принимать его какие-то решения относительно Ален. Такого с Килом еще не было. Это чувство было в диковину, и, съедая разум изнутри, толкало на обдуманные, но полные эгоизма поступки. Он хотел ее внимания к себе, причем всего, чтобы не делить и не делиться. К тому же надо было поторапливаться. Времени, отмеренного ему доктором, оставалось не так много. Фастрич хотел успеть вернуть Ален из птичьего царства, до того как он покинет этот мир.

***