Бинарная плащаница

По бетонному полу шаркали подошвы, время от времени раздавалось легкое покашливание или шепоток. От копящейся поверх голов духоты не спасали даже кондиционеры, ради такого случая включенные на полную мощь. На собрании не хватало только семерых dd, недавно прибывших на остров по распоряжению Бифорда и сейчас несших дежурство на отведенных постах вокруг укрепрайона…

Прочистив горло, Плотник обвел взглядом низкое помещение, постаравшись встретиться взглядом с каждым из сидящих перед ним восемнадцати мужчин и женщин. Подметил слезящиеся глаза, бледную кожу, ранние морщины вокруг ртов – несмотря на регулярные прогулки и прием витаминов, жизнь в бетонном лабиринте не шла на пользу даже самым крепким.

И начал, не стремясь красиво увязывать слова, но стараясь говорить от сердца и накипевших в нем страстей:

– Сегодня, если не возражаете, мы побеседуем о поклонении и вере…

Едва приступив, Бифорд успокоил подрагивающие от волнения пальцы. Откинулся на спинку и оглядел первый ряд слушателей с любопытством дотошного ведущего ток-шоу.

– Для начала давайте сравним несколько верований. Вот, например, ортодоксальные христиане… Молятся своему жестокому божеству, с покорностью и трепетом взирая на свершения его. Его воле присуждают наводнения, мор и трясения тверди земной. Благодарят за уроки и почитают выживших праведниками. Занятная картина. Кого рассмотрим далее? Вудуистов, хорошо. Свернув с ватиканской тропы, они ушли недалече – веруя в духов, переменчивость высших сил и правящую миром доброту. Доброту к своим, разумеется…

Среди декомпиляторов прокатился легкий смешок.

– Буддисты. Эти верят в реинкарнацию, благостно прожитую жизнь и просветление, к которому способен дойти любой. Они стоически переносят испытания, выпавшие на их долю, полагаясь на возвышение духа. Мусульмане? Эти тоже боятся кар небесных, испытывающих избранных на крепость и верность Аллаху.

Бифорд повернулся к столику, забирая чашку с кофейным напитком и благодарно отсалютовав в зал. Как бы часто ни проходили общие собрания, кто-то из собратьев по коммуне неизменно оставлял горячее питье на столе слева от лидера.

– Мы упомянули множество конфессий, – продолжил Плотник, глотнув. – Все они считают, что Катастрофа или День Станции, как называют ее некоторые, была послана их божеством для убиения грешников и очищения земли. Да-да, в точности, как это случилось во времена Потопа… Я же лично считаю, что свершившаяся Катастрофа стала новой точкой отсчета истории. Большим Взрывом в нашей цифровой вселенной. Вспышкой, катализаторами которой явились Мария Нейк и по-своему несчастный человек с именем Сорок Два.

Орландо ненадолго замолчал, прислушиваясь ко внутреннему диалогу, неизменно начинавшемуся в душе во время ежемесячных «проповедей». В памяти всплыли сетевые трансляции с размышлениями упомянутого Пророка, его первая встреча с Сорок Два, трепетная и полная недоумения. Его наивно-искренний порыв к цифровому будущему и несокрушимая вера, что отныне все будет иначе…

Проповедующий перед горсткой нейкистов, во многом поправших традиционное учение Поэтессы и ее апостолов, Плотник вспоминал, как вдумчиво и рационально искал в те годы дорожку, способную вывести его к настоящему цифровому чуду. А еще – каким благостным озарением вдруг стала находка ремесла, которому предстояло обучить машину…

– Живопись, не так ли? – спрашивает его Муджалид ибн Шавкат по прозвищу Кончар. Не тот, что сидит сейчас в нескольких метрах справа, облаченный в яркие шорты и майку-сеточку. Другой, моложе нынешнего на пять лет, не такой морщинистый и угрюмый. – Отчего?

– Потому что из всех видов искусства, созданных человеком за тысячелетия его существования, изобразительное является самым мощным, самым ярким и самым стремительным, – уверенно и порывисто отвечает ему Орландо Бифорд, которого в ту пору еще не зовут Плотником.

Орландо Бифорд, чуть более молодой, убежденный во всесилии человеческого разума, еще не преследуемый сердечными болями. Сверкая глазами, он склоняется над малознакомым еще Кончаром, яростно жестикулируя: