Бинарная плащаница

– Вторая ошибка состоит в том, что несогласные с предыдущим утверждением вдруг совершают прорыв, заложив новый виток технологического развития. Они рвут все заблуждения постулата о тупике, породив нечто ужасное, смертоносное, страшное. Атомную бомбу, сожравшую миллионы жизней. Бактериологическое оружие, сожравшее не меньше. Батарею Ллейтона, послужившую причиной первых корпоративных войн за новую монополию в сфере топливной энергетики. Индивидуальный чип управления сетью, ставший оружием тотального контроля над личностью и ее существованием…

– Эти грехи ты замаливаешь в храме на краю света? – мягко поинтересовался Хуго, неожиданно увлеченный ходом мыслей бывшего тритона. – Грехи создания чего-то нового и ужасного?

– Отчасти, – спокойно согласился монах, вынимая из складок красно-оранжевых одеяний простые костяные четки и принявшись мерно отстукивать. – Путь любого ученого – путь порока и вреда живому, как бы тот ни пекся о процветании планеты. Искупить эти грехи невозможно, но я делаю все возможное, чтобы мое новое перерождение стало чуть легче ожидаемого…

– Называешь тритонов учеными? – Энквиста забавляла сама идея такого сравнения, но он постарался, чтобы в вопросе не прозвучало ни капли иронии. – Людей, обрушивших собственное царство Цифры и поставивших на колени цивилизованный мир?

– По-твоему, hombre, все русские алкоголики, все вудуисты умеют колдовать, а все китайцы жаждут мирового господства? – Багабанди изогнул бровь, проницательно глядя шведу в глаза. – Жить стереотипами опасно. И тритоны тому лучшее подтверждение. Мы получили власть. Она опьянила. Но были и те, кто жаждал иного. И именно они покусились на святое, шагнули за грань, куда людишкам вход заказан. Знаешь, rubio, однажды потеряв огонь, боги Олимпа стали крепче запирать двери, и это неспроста…

– Чем занимался «Кромлех»? – задал Хуго прямой вопрос.

Его интриговал рассказ Колорадо, но позволить тому бесконечно затягивать развязку «горностай» не мог. Где-то на окраинах долины притаились недвижимые товарищи, рассматривающие человечков перед монастырем через оптику «Чероки».

– Последователи Сорок Два ринулись в мир Цифры, как привыкли, – словно не расслышав прохладцы в голосе стрелка, продолжил Мартинес, равнодушно глядя в сторону. – Они были хозяевами Цифры, ее создателями, так говорила Поэтесса. Нейкисты принялись насиловать сеть. Хватать направо и налево. Порождать «поплавки», «синдин» и хаос. Так же, как путь бездумного потребления нефти, этот тоже завел человечество в тупик. Но мы пошли дальше…

Энквист хотел еще раз увести монаха от философии к деталям мирской жизни, но осекся. Кажется, Джозеф-Багабанди сам выбирался на прямую тропку, выговариваясь за несколько лет молчания. Бес с ним, пусть потом заказчик сам продирается через рассуждения умирающего отшельника – «балалайка» блондина исправно писала диалог.

– «Кромлех» попытался принести Цифру в мир живых людей, в мир горячей плоти и бьющихся сердец.

Голос Колорадо стал тише. Казалось, он вообще перестал замечать вооруженного винтовкой чужака, которого считаные минуты назад почитал своим палачом.

– Пытался доказать сотням тысяч собратьев по Цифре, что учение Эммануэли Нейк – не просто свод мантр для обретения эйфорического всевластия. Мы пытались убедить людей поверить так, как я сейчас верю в собственную карму, rubio. Открыть пульс Цифры, ее силу. «Кромлех» верил, что настоящий триумф человека не в потреблении, а в осознании мощи. И поклонении, если угодно…

– Вы строили идола. – Энквист вынул из «разгрузки» пачку сигарет. Закурил, выдыхая через ноздри. – Золотого тельца, не так ли? Что же опасного в капищах новой веры?

– То, – с вызовом прищурился Колорадо, и на мгновение Хуго разглядел под его обновленной личиной прежнего ломщика – энергичного, целеустремленного, верящего в собственную правоту, – что идолы иногда оживают…

Затем глаза тритона погасли, голос поблек.

– Мы хотели, чтобы у Пророка в руках был не только меч, но и факел. Свеча, если угодно. Способная сплотить нейкистов не ради деструктивного начала, но ради единства. Глупо, не правда ли? Само появление сети и тотальная компьютеризация общества раскололи человечество, превратив в одиноких эгоистов, прозябающих за экранами «раллеров». А мы хотели обратить процесс вспять… О, гордыня… ом мани падме хум!

Он несколько раз перебрал четки, что-то бормоча под нос. И Энквист, к собственному удивлению, отчего-то не решился торопить монаха с его неуместным ритуалом.

– Вот дар Цифры, говорили мы… Вот золотые, высеченные на скрижалях слова Поэтессы. Давайте же сольем их в единое целое, шагнем на новую ступень.

Взгляд Колорадо затуманился, когда тритон взялся вспоминать.