Биография между строк

«Господи, я могу и влюбиться, или уже влюбилась? Правда, он моложе, но всего лишь на два года. Я сейчас не в форме, а так — больше двадцати пяти не дают», — подняв голову, Ира стоически встретила ответный зовущий взгляд:

— Это было у моря, где волна бирюзова, где ажурная пена, и соната пажа…, — последняя фраза прозвучала из тумана, невесть откуда спустившегося на пятачок света подле стола, дурманного тумана, в котором Антон потерялся совершенно. Сонмы искрящихся чёртиков сразили его наповал:

«Какая необыкновенная женщина! Наверно, замужем? Такие не бывают свободными. Почему ж нет обручального кольца, поссорились?»

Словно успокаивая, что рядом свободно — дерзайте, юноша! Ирина достала кольцо из ящичка и небрежно надела на правую руку.

— Иногда ношу, чтобы не приставали, — пояснила смущённо, — а с мужем мы давно развелись…

Осторожный как царапанье кошки стук прервал ностальгические воспоминания. Вошёл запыхавшийся Збышек.

«Без четверти восемь — впереди прощальный ужин», — вздохнулось Антону.

Глава 6

Узнав, что у мужа всё в порядке, Ира почувствовала облегчение и одновременно крайнюю усталость. Словно в доме опять сломался лифт, и пришлось карабкаться с тяжёлыми сумками на шестой этаж.

«Прилягу на минутку», — решила она, и провалилась.

«Проходит жизнь, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи», — в институте закончился концерт, они с Антоном бредут по проспекту.

Погода — тяжёлая, дождь со снегом, омерзительно, но расставаться не хочется. На углу телефонная будка. Ира видит себя входящей в неё, вот берёт трубку и подзывает Антона к себе. На мгновенье он застывает, как бы ни смея войти, пока, наконец, не втискивается рядом. Трубка вдруг оживает — слышен голос Константина. Она в растерянности оглядывается — Антона нет, всё вокруг залито огненно-рыжим слепящим светом… Тут Ира очнулась с тяжестью на сердце, пришибленном навалившимся чувством страха. Закатное солнце светило прямо в лицо, от спёртого с привкусом гари воздуха ломил затылок. Осторожно подняв голову, она оглянулась в испуге: привычная обстановка, Виталик за столом читает. Надо сказать, чтоб срочно комнату проветрил.

— Как пообщались? — раздался голос сына. — Сначала разрыдались на плечах друг друга, а потом он поведал, что всегда любил тебя одну…

— Тебе придётся прописаться на Таганку, перед смертью дед добился разрешения, — игнорируя колкость, ответила не дремавшая в ней мать.

Виталик озадаченно смолк. Пора собираться?

— Давай, чаю хотя бы попьём, а потом поедем в Черёмушки, — вдруг жалобно попросил сын. — Наверняка, отец не догадался? Они с бабушкой без прислуги шагу ступить не могут.

О хлебе насущном Ира совершенно позабыла. Виталик кинулся накрывать на стол.

— Мам, не возражаешь, если немного поживу у Антона? В институте можно оставаться допоздна, и вам мешать не буду. А то по ночам ждёте-ждёте, пока усну. Оставались же вы здесь, когда я был маленький.

От неожиданности она чуть не поперхнулась горячим чаем: «Вот он, век разума! И полного бесчувствия! Уже сын о моей личной жизни заботится».

— А квартира их мне не нужна. Лучше пусть отец выпишется и оставит нас в покое.

— Дурачок, потом сам спасибо скажешь, — вздохнула Ира и посмотрела на часы, потом в разъём проспекта, где, слоясь в синеватой облачной дымке, догорала рыжая вечерняя заря.

Збышеку около 35 лет, его жене Яде — 34, знакомы ещё со студенческих пор. И сейчас вместе — оба в науке, в университете, да и живут благопристойно — в коттеджном посёлке за окраиной Варшавы: на 4-х сотках — покрытый сайдингом домик с крылечком, палисадником и местом для машины. Крошечный островок мещанского счастья по-европейски.

Когда мужчины подъехали, две девочки-погодки выскочили навстречу. Старшая, тёмненькая, капля в каплю напоминала мать; младшая, почти блондинка, отцовских кровей. Интересно, кому повезёт по жизни больше? Выглянув из кухни, Ядя помахала рукой, давая знак, что гостю рады. Збышек называл всех троих «мои девочки» и не чаял в них души.

За кофе сам собой завёлся разговор о потомках русских эмигрантов в Польше, и Ядя, немного кокетничая, сообщила Антону, что в роду её матери были цыгане из России.

— Она иногда гадает, — заметил Збышек, — хотите, погадает вам?

Он с лёгкой усмешкой посмотрел на жену. Отмахнувшись, Ядя, тем не менее, взяла чашку гостя и ловким движением опрокинула в блюдце. Подождав секунд двадцать, она вернула её в прежнее положение и стала изучать застывшие узоры.

— Я вижу вас, Антон, среди женщин, — вдруг поведала Ядя.

— В гареме, — с лёгкой усмешкой добавил Збышек.

— Нет, это другие женщины. Поодаль, очень нечёткий профиль, пожилой….

— Моя мать, она давно умерла, — тихо заметил Антон. Новизна обстановки или обстоятельства Ириной отлучки сыграли роль, не поймёшь, но на какое-то мгновенье он проникся пророческим даром польской цыганки.

— Рядом, по обе стороны — пани вашего возраста…

— А пожилого мужчину с бородкой не видите? — перебил её Антон прерывающимся голосом.

— Нет, нет — отрицательно покачала головой Ядя, — в центре ещё одна, очень молодая пани, скорее всего, дочь.