– Я прилетаю... надеюсь прилететь в Сочи через два часа. Ты можешь организовать, чтобы за мной выслали машину?
– Могу, наверное... – неуверенно пробормотала падчерица. – Только еще ведь внедорожник нужен, от Красной Долины...
– Значит, организуй и внедорожник, – отрубил полковник. – Рейс восемьсот сорок три. Я лечу первым классом, поэтому водитель может подъехать прямо к трапу на летное поле.
Полковника вдруг осенила еще одна идея: хорошо бы ему прочесть то, что Татьяна написала для покойной Холмогоровой. Цепочка роковых событий завязалась после того, как бизнесменша взялась за мемуары. Может, ее воспоминания стали детонатором?
Ходасевич метнул взгляд на часы: без двадцати десять, посадку, если рейс не задерживается, должны объявить минут через десять. Критически малое время – но оно есть. А технический прогресс в наше время широко шагнул. И наверняка достиг залов ожидания для пассажиров первого класса. Полковник не сомневался, что там имеются компьютеры, подключенные к Интернету. Да и принтер, возможно, тоже.
И он обратился к падчерице:
– Ты можешь... в течение ближайших пяти минут... выслать мне по электронной почте рукопись?
Надо отдать Тане должное: соображала она быстро. Поэтому лишних вопросов задавать не стала, лишь уточнила:
– О Марине Евгеньевне?
– Да!
– Вполне, – хладнокровно ответила девушка. – Его копия есть в хозяйском компьютере. Подождешь?
– Объявляется посадка на рейс 843 Москва – Сочи, – возвестил громкоговоритель.
– Таня, только быстро. Очень быстро! – попросил отчим.
– Жди на трубке, – велела она. – Айн момент!
Когда падчерице грозила опасность, у нее, отчим знал, второе дыхание открывается. Он не сомневался: девушка будет действовать быстро и точно.
Щелканье, металлический писк, Танино бормотанье: «Пароля тут, по-моему, нет... ага, открылось... щаз... тут под книгу отдельная директория...» И удивленный выклик:
– Валера, а тут ее нет! Пусто!
– Можешь быстро скопировать? Из своего лэп-топа? – спросил полковник.
– Конечно. Жди.
И полковник честно ждал. Громкоговоритель несколько раз сообщил, что посадка закончена, а потом обратился лично к нему:
– Пассажир Ходасевич. Вас просят срочно пройти на посадку!
А Таня все молчала, слышалось только ее учащенное дыхание.
К полковнику уже спешила очередная девушка в синей униформе:
– Это вы на рейс 843?
И тут падчерица наконец откликнулась:
– Валера! А его тоже нет!
– Кого?
– Моего ноутбука!
В ее голосе звучали панические нотки.
– Пожалуйста, пойдемте на посадку... – заискивающе обратилась к полковнику служительница – прикрикивать на пассажира первого класса не решалась.
И тогда Валерий Петрович произнес в трубку:
– Ладно, Таня. Бог с ней, с рукописью. Я вылетаю. Созвонимся через два часа. А пока будь крайне, чрезвычайно внимательна. И ни в коем случае не выходи из дома.
Таня
Таня покинула кабинет в большой растерянности. Валерочка вдруг с бухты-барахты посреди ночи вылетает к ней... И толком ничего не объяснил. Общие слова про опасность да что надо Алтухова остерегаться – не в счет. И ее лэп-топ вдруг исчез. И, главное, – текст воспоминаний!
Девушка задумчиво брела мимо гостиной. А вот, кстати, и Матвей Максимович, легок на помине. У окна, с сигарой. Рядом Антоша Шахов застыл в подобострастном изгибе. Таня остановилась, прислушалась: беседуют про какие-то технические обоснования. И на нее ноль внимания.
Мог ли Алтухов убить Холмогорову ради своего строительного проекта? В памяти всплыл разговор с Мариной Евгеньевной. Ох, кажется, она говорила, что на совести Алтухова уже душ двадцать, не меньше!
Тогда ей показалось, что Холмогорова своего приятеля оговаривает. Но сейчас, после ее смерти, все виделось в ином свете. Так что, наверное, отчим прав. Надо забиться в свою комнату и до его приезда сидеть тихо. Но прежде придется еще разик служебным положением злоупотребить.
Таня позвонила по внутреннему телефону в домик прислуги. Пригласила к аппарату водителя и безапелляционным тоном велела немедленно отправляться в аэропорт – встречать рейс 843. А потом вернулась в свою комнату. Тщательно заперла дверь. И завалилась на кровать.
Ночь, предчувствовала она, может оказаться нервной. Поэтому, пока отчим едет, нужно набраться сил. Подушку на ухо, привет Морфею, и пропадай все пропадом...
Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера.
Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок.
Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила:
– Слушаю тебя.
– Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги.
– Кто просил?
– Станислав Игоревич.
– Стасик, что ли?
– Ну да.
– А сам он прийти не мог? – буркнула Таня.
– Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала.