Биография smerti

Вопрос получился идиотским. Лицо Стаса болезненно дернулось. Но он взял себя в руки и небрежно ответствовал:

– Могу. По-русски, по-английски, по-немецки. Еще – хинди и немного японский. Какой язык ты предпочитаешь?

– Извини, – тихо произнесла Таня.

– Нечего извиняться, – пожал плечами он. – Вы ж, нормальные, – горестно выделил он последнее слово, – как считаете? Раз инвалид, ходить не может – значит, обязательно и на голову повернутый. – Стас горько усмехнулся. – К тому же я действительно болен. Мне даже пенсия по инвалидности полагается.

Таня опустила глаза.

До чего странно... Инвалидов полагается жалеть. С ними все разговаривают мягко, но несколько свысока. Но Стас – какой-то нетипичный инвалид. Странные фантазии вдруг приходят в голову: как он вдруг встает из своего кресла, сжимает ее в объятиях...

«Таня, ты извращенка! – оборвала себя Садовникова. – К тому же Стасу лет двадцать с мелочью, а в мои годы с такими мальчишками просто стыдно. Да и какие могут быть объятия у человека, который передвигается в инвалидной коляске?»

Девушка украдкой взглянула на его руки. Выглядят вполне здоровыми, под рукавами футболки проступают бицепсы.

А Стасик виновато произнес:

– Мама говорит, я тебя спас... Это не так, конечно... Я просто был в саду, смотрел на закат. А потом тебя увидел. Ты была очень грустной и даже, кажется, плакала. А потом стала асаны делать... Из шивананды-йоги, да?

– Понятия не имею. – Тане вдруг стало весело. – Я йог начинающий. Сходила на пару занятий, что запомнила, иногда пытаюсь повторить.

– А я серьезно занимался. Кундалини, хатхой... И сам, по пособиям, и инструкторов мама привозила. Все думал, ходить научусь по-человечески. – Он вздохнул.

И снова у Тани вырвалось дурацкое:

– А ты что, совсем не можешь?

И снова он не подал виду, что вопрос ему тяжек. Лишь усмехнулся:

– Нормально – не могу. Только изображаю. Слышала, песня есть такая? «Ковыляй потихонечку...» У меня одна нога короче другой, поэтому по-человечески не получается, как ни старайся, – жестко закончил он.

Таня остро взглянула на парня:

– Но встать и идти сам ты можешь.

– Могу, – кивнул Стас. – Но зачем?

– Хотя бы затем, чтобы мать порадовалась, – пожала плечами Таня. – Она, по-моему, очень страдает из-за того, что ты в инвалидном кресле...

Синие глаза внезапно налились гневом:

– Ой, только не надо! Мать пожалела... Да ей абсолютно на меня наплевать, ей только бизнес интересен! Я ей только мешаю. Она, если б ты знала... она...

Таня обратилась в слух. Но Стасик внезапно умолк, и давить на него девушка не стала. Тихо произнесла:

– Я вообще-то давно хотела с тобой познакомиться. Еще тогда, в саду. А ты не стал со мной разговаривать.

– Не хотел. Тогда.

– А что сейчас изменилось?

Парень широко улыбнулся:

– Присмотрелся к тебе. И понял, что ты добрая. И красивая...

– А как ты присматривался? – усмехнулась Татьяна. – Подглядывал?

Он не смутился:

– Мне подглядывать проще. По крайней мере, никто не жалеет.

– А чего тебя жалеть? – улыбнулась девушка. – Молодой, красивый, богатый. Пять языков знаешь. По вечерам гуляешь в прекрасном личном саду... – И резко перевела разговор: – Ты видел, кто в меня стрелял?

– Я видел, откуда стреляли, – вздохнул Стас. – Метров с пятнадцати, из-за тополей. Гильзы нашли, они валялись там же. Но мать сказала, что обязательно охранников еще раз туда пошлет. Чтобы те все как следует осмотрели.

«Ага, – мелькнуло у Тани, – а сообщить в милицию Марине Евгеньевне и в голову не пришло. Ну, да, конечно, за что мне пятьдесят тысяч евро платить, как не за молчание?»

Но Стасик может оказаться кладезем информации. Если, конечно, его не спугнуть...

И Таня осторожно заговорила:

– Слушай, Стас... Бог с ним, с покушением. Все ведь со мной в порядке. Может, действительно, какой-то охотник сумасшедший...

– У нас в горах много дураков бродит, – согласился тот.

«Ага, дурак с гор проник в частный сад. Так я и поверила!» – не согласилась Таня. Но она хотела спросить о другом.

– У вас в доме, говорят, два года назад горничная погибла...

– Да, – не стал запираться парень, – Кирка. Кира Буренко.

Синие глаза смотрят беспечно – будто они о погоде разговаривают. И Таня тоже постаралась выдержать небрежный тон:

– А что с ней случилось?

– Мыла пол. Упала. Ударилась виском о камин, – заученно произнес Стасик.

Крепко же их всех Марина Евгеньевна натаскала!

– А уголовное дело тогда почему завели?

– А что, было уголовное дело? – вскинул свои глазищи инвалид. Совсем по-мальчишески шмыгнул носом и прибавил: – Я даже вообще про это не знал. Маман меня от травмирующих факторов оберегает.

– И еще, говорят, тело горничной было все в синяках, – не сдавалась Таня. – Похоже, девушку кто-то бил. Постоянно.

Она не сводила со Стасика глаз и увидела: в его прежде беспечном лице что-то дернулось. Но вслух он твердо произнес:

– И про это я тоже совсем не знаю...

Посмотрел на нее в упор и с интересом спросил:

– А что, мама собирается про тот случай в своей книге писать?