– …Сохраните свои души, исповедайтесь в грехах своих смертных и вознеситесь к Господу! Грядёт Судный день, и только истинно раскаявшиеся в деяниях своих, вознесутся в Райские…
Да ну нафиг! Ещё мне религиозных фанатиков не хватало! Я вырубил приёмник и заглушив машину, покинул её.
– Эй, подруги, вы там наобщались уже? – ехидно спросил я
– Да ну тебя! – хором ответили они.
– Ладно, Лен, пойдём, вещи в самолёт перенесем.
– Давай.
Мы оставили Олю в гордом одиночестве и за несколько минут перенесли всё, за исключением моего рюкзака и её сумочки в багажный отсек самолёта.
После этого мы с Леной прошли внутрь самолёта и я попросил Сельчука выйти из кабины.
– Так, давай быстрее, я сижку на телефоне с "Моисеем".
– И как они?
– Плохо, нарвались на засаду каких-то бандитов.
– Чёрт… Харитон Владимирович, позвольте…
– Да я и сама могу. Елена Викторовна Лесничая.
– В будущем – Гоффман. – пошутил я всерьёз.
– Понятно всё с вами. Давай в кабину!
– Ясно. – ответил я и повернулся к Лене.
– Работа, скорее всего.
– Я понимаю.
Она ушла, видимо чтобы поболтать с Олей, так что на ближайший час я свободен, и чтобы не терять время даром, ушёл в кабину.
– Как они там? Прорвались?
– Не знаю. "Моисей" сообщил о нападении на них и отключился. "Аарон" попал в толпу регенератов, еле ноги унёс, все живы. Капотня – мёртвая зона. "Иаков" почти добрался до Красногорска. Там кстати, территория под контролем ОМОНа, так что там тихо, по идее.
– Ясно. А что будет, если Лёха не выберется?
– Тогда сваливаем.
– Понятн…
Раздался телефонный звонок. Звонил водитель машины с позывными "Иаков". Те добрались до Красногорска и ненадолго встали там из-за потёкшего радиатора.
– Понял вас, сообщу "Моисею". Может он что придумает. – ответил Сельчук на сообщение. – Звони Лёхе.
– Понял.
Я набрал номер Лёхи и стал ждать.
Только через минуту пошёл отсчёт времени разговора.
– Кто это?
– Фриц. Что там у вас?
– Расскажу по возвращении, что-то срочное?
– Да. "Иаков" встал с поломкой у себя на точке назначения. Говорят, что могут не добраться своими силами.
– Понял, пусть ждут. Будем где-то через три часа.
– Понял.
Сельчук тут же позвонил "Иакову" и передал ему информацию о подмоге.
А пока ребята работали там, я решил прогуляться по терминалу и закуткам аэродрома, но стоило мне зайти за небольшой склад, как вдруг кто-то завопил.
– Что случилось? – крикнул я, бросившись в ту сторону.
Однако стоило мне подбежать, как я увидел, что на Никиту напал мужчина.
Стой, стрелять буду! – я вытащил пистолет и, так как он не стоял на предохранителе, пальнул в воздух, демонстрируя силу.
Напавший внезапно повернул голову и посмотрел на меня. Мне не нужно было объяснять, что или кто это такой. Регенерат каким-то образом добрался до нас.
– Что б ты сдохла, скотина! – я быстро изрешетил голову регенерату, вырубив того минут на десять. – Он тебя укусил?
– Да… – прошептал Никита и показал левую руку.
Рука представляла собой печальное зрелище: ладонь с пальцами его не слушались, а по ним обильно текла кровь. А сама рана… словно тот регенерат пытался съёсть её. Мне стало ясно, что у Никиты осталось минут десять, и того может быть, меньше.
– Это всё? Конец? – спросил он.
Я не стал врать и ответил честно.
– Да, прости.
– Да за что? Толкьо… пристрели меня, не хочу им быть.
– П-п-п-прости, но я не могу. – сказал я.
– Слушай, я и так не жилец, так что неважно, ты в меня выстрелишь, я стану таким же, просто сделай и всё.
Вот она, та самая черта, перейдя которую, ты больше никогда не будешь прежним. И имя этой черте – убийство. И неважно, почему ты это сделал, защищал своих, грабил кого-нибудь, исполнил последнюю волю умирающего, после этого человек, что в тебе живёт, умрёт, и родится новый, ожесточённый на всех младенец.
– Я не могу.
– Можешь. Ты же выстрелил в регенерата? Так?
– Но они не умирают.
– Не важно, ты готов выстрелить в человека, и это главное… он встаёт.
Регенерат вставал неуклюже, словно он не может понять, как ему это сделать.
– Значит, мозги нам всё же нужны…
Я озвучил эту мысль вслух и перезарядив пистолет, выстрелил ему в висок, а потом, когда он опять отключился, то выстрелил в шею, надеясь перебить позвонки. Когда тот вновь затих, я повернулся к Никите.
– Прошу тебя… Ради Вали…
– Я… Я не смогу, понимаешь?
– Я понимаю, но прошу.
– Х-хорошо…
– Скажи Валечке, что я… я люблю её…
– Сам скажешь!
Я набрал номер Сельчука.
– Харитон Владимирович, сейчас-же берите Валю и бегите за склад в трёхстах метрах от самолёта! Скорее! – я выключил телефон и сказал. – Сейчас они прибегут.
Когда Сельчук прибежал, волоча за собой Валю, я немного успокоился.
– Никита! – завопила Валя, обнимая мужа.
– Прости меня, дурака… хотел покурить, а тут вот он… регенер… Кха-кха… рат… Живи дальше… сама…
– Нет! Ты не можешь так оставлять меня!
– Мне… я люблю тебя… прости… прощай…
– Харитон Владимирович?
Я посмотрел на своего экзаменатора глазами, полными испуга. Он видел, что пистолет ходит в руках ходуном, но нацелен примерно в Никиту.
– Я не могу…
– Что ж… Ха! – Сельчук издал громкий звук, от которого я дёрнулся и случайно спустил курок.