Бита за Рим (Венец из трав)

– Этот человек, – вскричал Марий, – пытался убить меня! Когда я, старый и немощный, бежал из Италии, то в городе Минтурны я нашел утешение. Однако вскоре отряд наемных убийц потребовал от магистрата Минтурн моей казни. Вы видели моего доброго друга Бургунда? Именно его послали удавить меня, когда я лежал в камере за минтурнским капитолием, совершенно одинокий, покрытый грязью и обнаженный. Я, Гай Марий, величайший человек в истории Рима! Величайший человек, которого Рим когда-либо производил на свет! Более великий полководец, чем даже Александр Македонский! Великий, великий, великий! – Он остановился, сбившись с мысли, затем что-то вспомнил и ухмыльнулся. – Бургунд отказался придушить меня. И Минтурны взяли пример с простого германского раба. Они тоже отказались убивать меня. Однако прежде, чем наемные убийцы оставили Минтурны, я спросил у предводителя, кто их нанял. И он ответил: Секст Луцилий!

Марий снова ухмыльнулся и расставил свои ноги так, словно собирался исполнить какой-то танец.

– Когда я стал консулом в седьмой раз – кто еще в Риме был семь раз консулом? – мне было приятно позволить Сексту Луцилию полагать, будто мне ничего не известно. Он был таким дураком, что целых пять дней оставался в Риме, чувствуя себя в безопасности. Но этим утром, перед рассветом, когда он еще лежал в постели, я послал своих ликторов арестовать его. По обвинению в измене. Он пытался убить Гая Мария!

Никакой суд не был короче, ни одно голосование не было бесцеремоннее – без обсуждения, без свидетелей, без необходимых процедур. «Бардаи» в стенах комиций объявили Секста Луцилия виновным в измене, а затем вынесли ему приговор: сбросить с Тарпейской скалы.

– Бургунд, я возлагаю на тебя задачу привести приговор в исполнение, – сказал Марий.

– Я сделаю это с удовольствием, Гай Марий, – прогремел Бургунд.

После этого все собрание переместилось туда, откуда можно было хорошо видеть место казни. Сам Марий, однако, остался на трибуне вместе с Попилием Ленатом, поскольку высота трибуны позволяла иметь великолепный обзор. Секст Луцилий, который ничего не сказал в свою защиту, доблестно пошел на смерть, сохраняя при этом презрительное выражение лица. Когда Бургунд, издалека сверкая своими золочеными доспехами, подвел Луцилия к краю Тарпейской скалы, тот не стал ждать, пока его поднимут и бросят вниз, а сам прыгнул – столь стремительно, что чуть было не увлек Бургунда за собой, запутав его в собственных цепях.

Дерзкая независимость Луцилия и риск, которому подвергся Бургунд, ужасно рассердили Мария. Он покраснел, зашипел и, брызгая слюной, стал изливать свой гнев на перепуганного Попилия Лената. Слабый проблеск разума, который еще теплился в его мозгу, был окончательно подавлен кровоизлиянием. Гай Марий, как подкошенный, упал на пол трибуны, ликторы столпились над ним, а Попилий Ленат неистово звал носильщиков. Мертвые головы старых соперников и врагов окружали неподвижное тело Мария, зловеще скаля зубы.

Цинна, Карбон, Марк Гратидиан, Магий и Вергилий выбежали из Сената и растолкали ликторов, которые все еще суетились вокруг того, кто некогда был Гаем Марием.

– Он еще дышит, – сказал его приемный племянник Гратидиан.

– Плохо, – отозвался Карбон сквозь зубы.

– Отнесите его домой, – приказал Цинна.

К тому времени рабы из охраны Мария, узнав о его новой болезни, столпились у подножия трибуны, рыдая и завывая. Цинна повернулся к собственному главному ликтору:

– Пошли кого-нибудь на Марсово поле и вызови ко мне сюда Квинта Сертория. Срочно. Можешь рассказать ему, что случилось.

Пока ликторы Мария несли его на носилках в сопровождении завывающей толпы «бардаев», Цинна, Карбон, Марк Гратидиан, Магий, Вергилий и Попилий Ленат сошли с трибуны и у ее подножия стали ждать Квинта Сертория. Они сидели на верхнем ярусе комиций, пытаясь прийти в себя после случившегося.

– Я не верю, что он еще жив! – воскликнул Цинна.

– А я думаю, что он поднимется и опять придет сюда, если только кто-нибудь не воткнет добрый римский меч ему под ребро, – заявил Вергилий, хмурясь.

– Что ты собираешься делать, Луций Корнелий? – спросил приемный племянник Мария.

– Пока не знаю, – хмуро и задумчиво произнес Цинна, – вот почему я и послал за Квинтом Серторием. Я ценю его советы.

Серторий явился через час.

– Это лучшее из того, что могло произойти, – сказал он, обращаясь ко всем, но особенно к Марку Гратидиану. – Не подозревай в этом никакого предательства, Марк Марий. Ты его приемный родственник, и в твоих жилах течет меньше крови Мариев, чем даже в моих. Но хотя моя мать была из рода Мариев, я могу сказать без страха или чувства вины: изгнание лишило его рассудка. Он уже не был тем Гаем Марием, которого мы все знали.

– Что нам следует делать. Квинт Серторий? – спросил Цинна.

– О чем ты? – изумился тот. – Ведь ты – консул, Луций Цинна! Это ты должен отдавать приказания, а не я.

Густо покраснев, Цинна махнул рукой.

– В своих обязанностях консула, Квинт Серторий, я не сомневаюсь. – Он щелкнул пальцами. – Я спрашиваю тебя сейчас о том, как нам лучше избавиться от «бардаев».