Битва дипломатов, или Вена, 1814

Согласно описанию Ла Гард-Шамбона, шокирующую весть о высадке Наполеона на юге Франции принесли прямо на танцевальный вечер у Меттерниха. Она мгновенно разлетелась по залу, оглушив танцующих как гром среди ясного неба. Оркестр Меттерниха продолжал играть, но вальсирующие пары, как красочно излагает поэт-песенник, вдруг замерли и в оцепенении уставились друг на друга. Никто не мог поверить, что Наполеон уже во Франции. «Такое ощущение, будто у меня на глазах разом погасли все многотысячные созвездия свечей», — добавляет Ла Гард-Шамбона.

Поэт создает живописную картину. Русский царь повернулся к Талейрану и выпалил: «Я же говорил, что это случится!» Дипломат ничего не ответил, а только вежливо поклонился. Прусский король и герцог Веллингтон вместе пошли к дверям, за ними последовали император Австрии и царь России. «Наполеону мало трагедии, ему еще нужен фарс», — сказал Талейран Меттерниху. Австриец промолчал, «принес свои извинения» и тоже вышел из комнаты. Талейран покидал вечер рука об руку с племянницей Доротеей. Вскоре только что переполненный зал опустел.

Описанной Ла Гард-Шамбона театральной сцены скорее всего не было. В Вене продолжался Великий католический пост, и танцевальные вечера вряд ли тогда устраивались. И все же картина, воссозданная поэтом, верно отражает драматизм исторического момента. Перед Талейраном вставали реальные угрозы — гражданской войны и нового иностранного вторжения во Францию тех же самых держав, участвующих в мирной конференции. Французского министра теперь могут и не пригласить на совещания.

Что касается официальных бальных мероприятий, на которых, по словам графини Тюргейм, «скрипичные мелодии аккомпанировали серьезным переговорам», то они проводились намного реже, чем прежде. Сезон карнавалов давно закончился. Многие сюзерены готовились уехать домой, а австрийский император начал экономить на расходах. В письме от 21 марта император Франц инструктировал главного камергера сократить затраты и численность слуг. Императорскому двору рекомендовалось исходить из того, что больше не должно быть чрезмерно экстравагантных и грандиозных празднеств и приемов.

В побеге с Эльбы Наполеону сопутствовала удача. «Непостоянный» без проблем миновал французские фрегаты «Мельпомена» и «Флёр-де-Лис», а возле Корсики также без инцидентов разминулся с другим вражеским кораблем — «Зефиром». На горизонте команда даже видела британскую «Куропатку», на которой с материка возвращался комендант Кемпбелл. Никто не остановил бриг Бонапарта. Версия заговора, наверное, не была уж столь безосновательной. При желании, утверждали циники, корабль Наполеона можно было арестовать или по крайней мере потопить.

1 марта бриг «Непостоянный» вошел в бухту Жуан. Люди, стоявшие на берегу, вначале приняли команду Наполеона за шайку пиратов. Но и разобравшись в том, что пришельцы такие же французы, как и они, аборигены тем не менее не стали к ним лучше относиться и называли «сбродом шушеры, выброшенной морем». Лишь признав в маленьком человеке в серой шинели и треуголке Наполеона, в толпе кто-то закричал: «Да здравствует император!» И этот возглас уже сопровождал Бонапарта до самого Парижа.

Отсюда, из приморского средневекового городка, Наполеон мог пойти на Париж двумя дорогами: через Южную Францию, оплот монархии, или по горным тропам французских Альп в Гренобль. Они были круты, узки и малопригодны для обозов с громоздкими грузами и орудиями. Однако именно горный путь во всех других отношениях представлялся наименее рискованным.

В годы империи на долю Южной Франции выпали самые тяжелые испытания. Из-за бездарного бойкота английских товаров захирели порты, включая Марсель, зачахло судоходство. Население возмущали грабительские налоги и поборы, фермеры роптали из-за того, что их заставляли кормить огромную армию и отдавать ей все, «до последнего зернышка». Французские семьи были обескровлены воинской повинностью, принудительной отправкой в армию Наполеона своих отцов, мужей и сыновей ради его сомнительной славы.

Готовясь к трудному горному походу, Наполеон все-таки решил не брать с собой пушки — они скорее всего не понадобятся. Бонапарт избрал другие средства убеждения: он написал два воззвания, одно — к французскому народу, другое — к солдатам. Оба звучали как боевые обращения к войскам, которые так вдохновляли его солдат в прежние кампании. «Французы! — говорилось в обращении к народу. — И в ссылке мне были слышны ваши стенания и мольбы. Я пришел к вам с моря, пренебрегая опасностями. Я пришел отстоять свои права, наши с вами права».

Обращаясь к солдатам, Наполеон напомнил им о том, что они не побеждены, их предали маршалы, продавшие свою страну, армию, ее славу. Его призвала обратно во Францию воля народа, и его символы — орлы — скоро полетят от колокольни к колокольне по всей стране до самого собора Парижской Богоматери.