Битва королей (Книга вторая)

- Пес - телохранитель Джоффри и не оставит его, а с остальными золотые плащи Железнорукого уж как-нибудь управятся.

- Скажи сиру Джаселину: если дело дойдет до драки, на глазах у Томмена никого убивать нельзя. - Тирион накинул тяжелый плащ из темно-бурой шерсти. У моего племянника нежное сердце.

- Ты уверен, что он Ланнистер?

- Ни в чем я не уверен, кроме зимы и войны. Пошли. Я проеду с тобой часть пути.

- К Катае?

- Слишком ты много обо мне знаешь.

Они вышли через калитку в северной стене. Тирион пришпорил лошадь каблуками и поскакал по Дороге Тени. Несколько фигур шмыгнуло во мрак, услышав стук копыт, но напасть никто не осмелился. Совет подтвердил и продлил его указ: всякому, взятому на улице после вечернего звона, грозила смерть. Эта мера немного умиротворила Королевскую Гавань и вчетверо сократила число трупов, находимых утром в переулках, но Варис сказал, что народ клянет Тириона за это. "Им бы спасибо сказать мне за то, что они живы и могут ругаться". На улице Медников их остановили двое золотых плащей, но, увидев, кто едет, извинились перед десницей и пропустили. Бронн повернул на юг к Грязным воротам, и они расстались. Тирион продолжил путь к Катае, но терпение вдруг изменило ему. Повернувшись в седле, он оглядел улицу - за ним никто не следил. Все окна были темны или плотно закрыты ставнями, и только ветер свистал в переулках. Если Серсея и послала за ним соглядатая, тот скорее всего прикинулся крысой.

- А, пропади все пропадом, - проворчал Тирион. Предосторожности обрыдли ему. Он развернул и пришпорил коня. "Если позади кто-то есть, посмотрим, как он за мной угонится". Он несся по лунным улицам мимо темных извилистых закоулков, цокая по булыжнику, спеша к своей любви.

Постучав в ворота, он услышал из-за утыканных пиками стен слабую музыку. Один из ибенессцев впустил его. Тирион отдал ему коня и спросил:

- Кто там у нее? - Оконные ромбы зала светились желтым, и мужской голос пел.

- Какой-то толстопузый певец.

Пока Тирион шел от конюшни к дому, звуки стали громче. Он никогда особенно не любил певцов, а этот, хоть и невидимый, нравился ему еще меньше всех остальных. Когда Тирион толкнул дверь, мужчина умолк.

- Милорд десница, - пробормотал он, преклонив колени, лысеющий и пузатый. - Какая честь.

- Милорд, - улыбнулась Шая. Тирион любил ее быструю искреннюю улыбку, так шедшую к ее красивому личику. Шая облачилась в свои пурпурные шелка и подпоясалась кушаком из серебряной парчи. Эти цвета тоже шли к ее темным волосам и гладкой молочной коже.

- Здравствуй, милая, - а это кто такой?

- Меня зовут Саймон Серебряный Язык, милорд, - отозвался певец. - Я и музыкант, и певец, и сказитель...

- И набитый дурак к тому же. Как ты назвал меня, когда я вошел?

- Я только... - Серебро Саймонова языка, видимо, обратилось в свинец. - Я сказал "милорд десница, какая честь...".

- Умный притворился бы, что меня не узнал. Я, конечно, понял бы, что это притворство, но вид сделать стоило. А теперь что прикажешь с тобой делать? Ты знаешь мою милую Шаю, знаешь, где она живет, и знаешь, что я навещаю ее по ночам.

- Клянусь, я никому не скажу...

- В этом я с тобой согласен. Доброй тебе ночи. - И Тирион повел Шаю вверх по лестнице.

- Боюсь, мой певец никогда уже не будет петь, - поддразнила она. - Со страху лишился голоса.

- Наоборот - страх поможет ему брать высокие ноты. Она закрыла за ними дверь спальни.

- Ты ведь ничего ему не сделаешь, правда? - Шая зажгла ароматическую свечу и стала на колени, чтобы снять с него сапоги. - Его песни помогают мне коротать ночи, когда тебя нет.

- Хотел бы я бывать здесь каждую ночь. - Шая растерла ему ноги. - Хорошо он хоть поет-то?

- Не хуже других, но и не лучше.

Тирион распахнул ее платье и зарылся лицом в ее грудь. От нее всегда пахло чистотой, даже в этом городе, похожем на грязный хлев.

- Оставь его при себе, если хочешь, только не отпускай никуда. Я не хочу, чтобы он шлялся по городу и сеял сплетни в харчевнях.

- Не отпущу, - пообещала она.

Тирион закрыл ей рот поцелуем. Довольно с него было разговоров - он нуждался в том сладостно-простом блаженстве, которое находил меж ее ног. Здесь ему по крайней мере были рады.

Позже он высвободил руку из-под ее головы, натянул рубашку и вышел в сад. Месяц серебрил листья плодовых деревьев и гладь выложенного камнем пруда. Тирион сел у воды. Где-то справа заливался сверчок - уютные домашние звуки. Какой тут покой - вот только надолго ли?

Неприятный запах заставил его повернуть голову. Шая стояла на пороге в серебристом халате, который он ей подарил. "Была моя любовь, как снег, прекрасна, и волосы ее - как свет луны". Рядом маячил нищенствующий брат, дородный, в грязных лохмотьях, с покрытыми грязью босыми ногами. На шее, где септоны носят кристалл, у него на кожаном шнурке висела чашка для подаяния, и запах от него шел такой, что впору крыс морить.

- К тебе лорд Варис, - объявила Шая.

Нищенствующий брат изумленно заморгал, а Тирион засмеялся.

- Ну конечно. Как это ты догадалась? Я вот его не узнал.

- Да ведь это он, - пожала плечами Шая, - только одет по-другому.