Возле площади остановились. Старший в обозе, сын Юхи, Айво, погугукав со своими, потоптавшись возле возов, словно набираясь решимости, отправился куда-то вглубь. Остальные, включая Ивана, остались на возах сидеть неподвижно, только посматривая по сторонам и не отвечая на вопросы. Впрочем, кажется, их никто ни о чём и не спрашивал, разве только двое мальчишек попробовали дразниться, но, не дождавшись ни ответной ругани, ни угрозы палкой, потеряли всякое любопытство к приезжим лесовикам.
Айво вскоре вернулся, ведя покупателя. Хотя, скорее, это не он вёл покупателя, а тот его. Важно вышагивая, двигался справно одетый низенький чухонец, такой весь белый — и волосы, и глаза, и губы даже — что казался ненастоящим. А уж Айво почтительно топал за ним, стараясь принять вид независимый и строгий.
Вот оно начинается, похолодев под своей шубейкой, подумал Иван. Зная, что его везут продавать, он всё же до конца не верил в это и отчасти ждал с лёгким нетерпением: как это будет? И вот пришло.
Купец белоглазый, впрочем, никакого внимания на Ивана не обратил. Наверное, принял его за соплеменника Айво. Сунулся к возу, который для него услужливо расшпилили, начал рыться в шкурах, воротя нос, но только нос, ни на миг не отрывая белёсого взгляда от своих, брезгливо ощупывающих товар, пальцев.
Айво держался рядом с купцом, нашёптывая ему что-то на ухо, очевидно, нахваливая свою рухлядь, и вдруг Иван заметил, что пальцы белобрысого купчины замерли, а глаза переметнулись от шкур и уставились прямо на него. Купец указал на Ивана пальцем, спросил коротко. Айво ответил длинным гульканьем, сопроводив речь такими же тычками в сторону Ивана и оставив на время своё перетаптывание. Купец выслушал, весь повернулся к Ивану, стоящему подле расшитого воза, упёр руки в меховые бока:
— Русский?
Иван нехотя кивнул, ощутив, как сжались зубы во рту и там пересохло.
— Кусс-несс умеешш? — Купчина побил кулаком свою ладонь, изображая, наверно, удары молотка по наковальне. — Пам-пам умеешш?
Иван снова кивнул.
— О! О! Молодесс! Гут! — И, обращаясь к Айво, быстро и напористо заговорил с ним, наседая и не давая вставлять возражения.
Тот сначала покорно слушал, потом понемногу разгорячился, и уже купец с Айво стали спорить на равных. Через некоторое время они, видно, поладили, потому что покивали друг другу и замолчали. Не стали бить по рукам, как это было принято у русских купцов. Иван, как ни тошно ему было, даже удивился: и это всё? Событие, о котором думалось неотвязно, которое пугало своей необратимостью навек, ужасало, почти как смерть лютая, — это вот и есть оно?
Да, это было оно самое. Чухонцы, доставившие сюда Ивана, и сам Айво, хоть и редко, но говоривший с ним на своём языке, после кивка словно забыли Ивана, будто его и не было. Занялись разгрузкой возов, ни единого взгляда больше не уделив Ивану. Продано — ну и нечего на чужое пялиться. Зато белобрысый купчина теперь, не замечая, как подошедшие его люди утаскивают чухонские товары куда-то вглубь Торга, ходил вокруг Ивана, как будто только что купил молодого коня, и радовался удачному и выгодному приобретению.
Потом долго расплачивался с Айво — не кунами или серебром, а своим товаром, который поднесли его люди. Тут была и посуда, и железная утварь, и ножи, и ткань — много всего, что могло понадобиться для жизни в лесах. Впервые в жизни Иван понял, что серебро и золото не везде имеют цену. Но открытие это мелькнуло и тут же забылось.
Он смотрел на товары, уплаченные своим прежним хозяевам, и думал: которое же тут — я? Вон тот свёрток ткани серой? Или тот топор без топорища, что радует взгляд отличным, малинового закала, лезвием? Иван даже пожалел, что чухонцы продали всё скопом и плату получили за всё сразу, не подарив ему и такой малости, как случай узнать свою истинную цену здесь, в чужой земле.
А купец уже повёл его куда-то, не накинув петли на шею, но весомо пригрозив, что будет с Иваном, если он попытается убежать в сутолоке торговой площади. Невидимые узы, привязавшие к купцу, были, пожалуй, ничуть не слабее настоящих, даже крепче: настоящие-то есть надежда перегрызть, а эти, новые, не перегрызёшь, как не стискивай зубы.
Поэтому Иван шёл за белёсым купцом след в след, по дороге обдумывая своё новое положение и стараясь отнестись к нему, хоть ненадолго, но не с такой надрывною тоской, а то душа, казалось, может не выдержать.
Торговую площадь они миновали быстро, даже поспешая. Купец только раз и оглянулся, чтобы рукой показать Ивану новое направление. Поплутав за хозяином по тропинкам между домами, он увидел впереди ту самую дорогу, что вела к мрачной крепости. Неужели туда поведёт, подумал Иван. И вздрогнул, когда его новый хозяин, увидев кого-то вдалеке, вдруг закричал, махая обеими руками:
— Хер Готфрид! Хер Готфрид! Хэйя!
И, повернувшись к Ивану, приказал ему:
— Пегом, пегом!