Битва за Берлин. Сборник воспоминаний

Они радостно приветствовали советских солдат, встречные машины, кричали что-то каждый на своем языке. Останавливаться не было времени ни им, ни нам; они спешили если не прямо домой, то, во всяком случае, поскорее из зоны боев, а мы торопились к Берлину.

Лица изможденные, усталые; сами оборванные, полураздетые. В конце апреля здесь сравнительно тепло, но утром холод все-таки пробирает, и немудреная одежонка, а сплошь и рядом просто лохмотья слабо защищали от него. Все дороги к Берлину были буквально забиты людьми. Поднимались они со своих временных ночлегов и отправлялись в путь с рассветом. Как бы рано ты ни выехал, они уже шли тебе навстречу по дорогам.

И хотя все эти люди не знали местности и карт у них, конечно, не было, все же дороги они выбирали правильно, чутьем находили наиболее безопасные направления, избегая мин и встреч с остатками разбитых немецких войск. Больше всего, как я заметил, они шли по танковым следам – тут уж наверняка мин нет.

Люди шли по бесчисленным тропкам и дорогам; каждая группа по своему невесть как избранному маршруту. Но к этому времени наше управление тыла во главе с генерал-лейтенантом Николаем Петровичем Анисимовым уже позаботилось о том, чтобы освободившиеся из неволи люди не забрели по несчастной случайности слишком близко к району окружения 9-й немецкой армии, чтобы они уже спасшись, не подверглись новым опасностям. Управление тыла и комендантско-дорожная служба организовали также за счет фронтовых ресурсов пункты питания на главных маршрутах следования – в Луккау, Котбусе и в ряде других городов.

Что касается немецких пленных, то они тянулись по другим, специально выделенным маршрутам, от этапа к этапу. Как только на пунктах сбора накапливалась колонна выловленных и сдавшихся немцев, их собирали и отправляли дальше.

Где-то здесь же, в лесах, бродили еще не сдавшиеся и не разоруженные вражеские группы. Особенно много их было между Фетшау – Люббеном, где леса более густые.

Мне везло все эти дни. Несколько раз стреляли по нашим машинам из лесу, но впрямую наскочить на какую-нибудь неприятельскую группу – бог миловал, хотя другие, случалось, и напарывались.

Обычно я ездил тремя «виллисами»: на первом – шофер, я, адъютант и автоматчик; вслед за мной – вторая машина с офицером оперативного управления и двумя автоматчиками и, наконец, третий «виллис» – четыре человека охраны во главе со старшиной.

У меня, как у командующего фронтом, был специальный взвод пограничников, который прошел со мной всю войну. Командовал им старшина Дмитрий Михайлович Орищенко. Он и сейчас держит со мной связь. В этом взводе бессменно всю войну прошел службу моим адъютантом подполковник, а потом полковник Александр Иванович Саломахин. Безукоризненно честный, правдивый коммунист-офицер. Я многим обязан этому человеку, который окружал меня своей заботой и вниманием во всех превратностях войны.

В свое время, после того как один из наших командармов по ошибке заехал прямо к противнику и был убит наповал в машине, Ставка отдала приказ, запрещавший командующим армиями и выше выезжать в зону боевых действий без бронетранспортеров. Что касается меня, то там, где это было нужно, где был прямой риск встретиться с противником, я этим бронетранспортером не пренебрегал. Но постоянно пользоваться им было не с руки. Двигался он слишком медленно, а тройка «виллисов» – намного оперативнее и подвижнее.

Главным залогом безопасности при таких передвижениях в сторону фронта я всегда считал не количество охраны, а собственную правильную ориентировку на местности. Карту я, как положено военному, знал хорошо, на местности ориентировался, сам следил за дорогой, ехал в первой машине, и никаких недоразумений в этом смысле у меня никогда не бывало. Но и спать по дороге к фронту, сидя в машине, не приходилось.

В этот день я мчался к Рыбалко во всю прыть, чтобы поспеть к началу форсирования канала. Новым непривычным зрелищем в эти дни были толпы освобожденных из неволи людей, все остальное было уже давно привычным для глаза: развалины, разбитые дороги, взорванные мосты. А кругом – оживающие под весенним солнцем зеленеющие лиственные леса.

Причем, леса, нужно отдать немцам должное, ухоженные, очищенные и прореженные. Для нас это было кстати. Западнее Шпрее на многие километры шел сплошной лесной массив. Поскольку леса были разрежены, через них пробиты просеки, а кое-где по просекам проведены даже дороги с твердым покрытием – это обеспечивало нашим танковым войскам хороший маневр.

До этого, глядя на карту, я не раз беспокоился. Сплошной лесной массив. Просеки, за редким исключением, не нанесены. Глядишь и думаешь: как бы не пришлось замедлять здесь темпы наступления. На практике же оказалось, что, совершая через эти леса марш-маневр танковых армий, мы проходили иногда по пятьдесят – шестьдесят километров в сутки. А вообще за всю операцию среднесуточный темп продвижения танковых армий был двадцать – двадцать пять километров в сутки, а средний темп общевойсковых частей и соединений – семнадцать километров. Темпы, конечно, очень высокие.