Битва за космос

На рассвете 31 января Номера Шестьдесят Один разбудили, вывели из клетки и накормили. Затем обезьяну осмотрели медики, прикрепили к ней биосенсоры, установили токопроводящие пластины на ступни, посадили животное в камеру, закрыли люк и резко уменьшили давление. Начался еще один ужасный день в обществе этих мучителей в белых халатах. Ветеринары поместили камеру в транспортировочный фургон, и шимпанзе отправился на пусковую установку, находившуюся на морском берегу. Солнце уже взошло, и белая ракета с капсулой «Меркурия» на верхушке ярко сияла. Камеру с Номером Шестьдесят Один установили с помощью подъемника на портал крана, стоявшего рядом с ракетой, а потом поместили в капсулу. Вокруг собралось более сотни инженеров и специалистов HАСА: они проверяли приборы управления, а вся команда ветеринаров проверяла приборы, которые показывали пульс, дыхание и температуру тела обезьяны. Еще сотни сотрудников НАСА и ВМФ растянулись на кораблях связи и ремонтных суднах по Атлантическому океану, вплоть до Бермудских островов. Это было самое важное испытание за всю историю космической программы, и каждый старался как мог.

Ракету удалось запустить только через четыре часа. Самой крупной проблемой оказался инвертор – устройство для предотвращения скачков напряжения в контрольной системе капсулы «Меркурия». Инвертор постоянно перегревался. Во время «паузы», как называли задержку, Крис Крафт, руководивший первым полетом обезьяны (а впоследствии и первым полетом человека), спрашивал у врачей, как шимпанзе себя чувствует, – вероятно, полагая, что столь длительное заточение заставляет животное беспокоиться. Врачи проверяли свои приборы. Обезьяна, казалось, была напрочь лишена нервов. Она спокойно лежала в камере, как в своей клетке. А почему бы и нет? Ведь для обезьяны каждый час задержки был праздником. Никаких вспышек света! Никаких ударов током! Покой… Блаженство! Ей устроили только две пятнадцатиминутные тренировки со вспышками – просто для поддержания формы. Но вообще-то это было ужасно. Пауза, казалось, затянулась на целую вечность!

Когда вскоре после полудня ракету все-таки запустили, она поднялась под чуть большим углом, чем предполагалось, и шимпанзе припечатало к креслу силой 17 g, то есть в семнадцать раз больше его собственного веса и на 5 g больше, чем ожидалось. Его сердце отчаянно заколотилось, борясь с перегрузками, но шимпанзе ни на мгновение не поддался панике. Он много раз проходил это в центрифуге. И когда он не сопротивлялся, его не били разрядами тока в подошвы. В мире существовали вещи и похуже, чем перегрузки… Теперь животное находилось в невесомости и неслось к Бермудским островам. В камере вспыхнули лампочки, и пульс обезьяны вернулся к нормальному – ну, почти нормально, чуть чаще, чем был на земле. Все встало на свои места. Главным было избежать этих проклятых электроразрядов!.. Шимпанзе начал нажимать кнопки и дергать переключатели, словно лучший электроорганист в мире, и ни разу не пропустил сигнал… Затем автоматически включились тормозные двигатели «Меркурия», и капсула спустилась через атмосферу под тем же углом, под которым и взлетела. Еще 14,6 g врезали по Номеру Шестьдесят Один, и ему показалось, что глаза вылезают из орбит. Такое ощущение шимпанзе уже испытывал в центрифуге, и не раз. Были вещи и похуже, чем вылезающие из орбит глаза… Проклятые пластины на ступни, и старт… Что же касается самого космического полета, то Номер Шестьдесят Один оказался бесстрашным. Закалка объекта не пропала даром, у него понизилась чувствительность.

Из-за слишком высокого угла запуска капсула промахнулась, отклонившись от запланированного места приводнения на 132 мили. Поэтому вертолету военно-морского флота понадобилось два часа, чтобы отыскать капсулу в Атлантическом океане и поднять ее на борт спасательного судна. Капсула с обезьяной внутри покачивалась на семифутовых волнах. В те места, где люк повредило ударом, стала просачиваться вода. Булькающая капсула напоминала гигантский мяч. Дольше на плаву оставаться было нельзя: внутрь просочилось уже восемьсот фунтов воды. Человек в этой ситуации пережил бы два часа дикого ужаса. Капсулу подняли на спасательный корабль «Доннер», распечатали, вытащили камеру с обезьяной и открыли люк. Шимпанзе лежал со скрещенными на груди передними лапами. Ему протянули яблоко; он взял его и съел с видимой нерешительностью. Эти два часа, проведенные в открытом море, на семифутовых волнах, внутри напоминавшей гроб камеры, были для обезьяны, вероятно… лучшим временем в этой стране белых халатов. Никаких голосов! Никаких электрошоков! Никаких ремней, отрезков шланга…

Среди астронавтов и всех участников проекта «Меркурий» царило огромное оживление. Теперь, казалось, Кеннеди и Визнер уже ничем не смогут помешать им осуществить хотя бы один пилотируемый полет. Досадная неудача с «пробкой из-под шампанского» была забыта.