Битва за Лукоморье. Книга II

Обернулись к вошедшим великоградцам все. Но никто из здешних сановников к послам так и не подошел. Только пятеро обменялись с богатырями издали короткими полупоклонами, такими же, каким Добрыню поприветствовал во дворе Карп. Да приветствовали богатырей стоявшие наособицу витязи-чернобронники – как равные равных, на сдержанно-учтивый воинский манер.

– Подождите пока здесь, господа послы. Как только покончит его величество с самыми срочными делами, я вас немедля позову, – заверил советник-горбун.

Добрыня скосил взгляд на стоящего рядом Василия и увидел, что по скулам побратима перекатываются желваки. У самого воеводы тоже медленно поднималась внутри и закипала волной тяжелая злость, но поделать они не могли ничего. Оставалось наступить себе на горло, ни на минуту не забывать, ради чего великоградское посольство сюда приехало, и перед алырцами лица не уронить.

При виде Карпа многие из придворных расплылись в угодливых улыбках. Казначей тоже оживился и, указав русичам, где им встать, направился к кучке вельмож, разодетых особенно роскошно – в бархат, золотую парчу и собольи меха. Заговорил с ними весело и этак запросто, по-свойски. Вкусно рассмеялся чему-то, блеснув зубами, а одного из собеседников, красноносого здоровяка в лиловом аксамитовом кафтане, усыпанном драгоценностями, так с размаху хлопнул по плечу, что тот аж присел. От великоградца не укрылось, что у молодого витязя-чернобронника, заметившего это, брезгливо и зло дернулись губы.

Ох, и непрост ты, царский казначей… Кто такой этот Карп и откуда он взялся при бряхимовском дворе, занимало Добрыню всё больше.

Ожидание затягивалось. Гопон откровенно испытывал терпение послов, заставляя их томиться под дверями. Василий с Иваном прямо извелись, даром что виду старались не показывать. Порывистый Дубрович чуть не смял в ладони рукоять меча. Добрыня, как его потом уверял побратим, выглядел бесстрастней собственной брони, хоть давалось это воеводе нелегко.

Держать напоказ лицо каменным, никому не позволяя по нему прочесть, что у тебя в мыслях да на сердце, посол должен уметь отменно. Так же отменно, как вызывать собеседника на откровенность – и завоевывать его доверие собственной открытостью. Первое из этих умений Добрыне сейчас пригодилось сполна. Что в Алыре ему с товарищами придется трудно, лучший переговорщик князя Владимира знал с самого начала, лишь готовясь к поездке в Бряхимов. Однако и подумать не мог, что будет битый час торчать в приемной Гопона, прикидывая, как отсюда лучше прорываться, если боя с дворцовой охраной все-таки не избежать. Может, Гопон для того и огорошил великоградцев не лезущим ни вдоль, ни поперек ни в какие ворота требованием сдать оружие, чтобы получить повод взять их под стражу? С алырского государя станется заявить потом, что русичи в пылу обиды первыми клинки из ножен выхватили – да его венценосной особе угрожать посмели…

Дорогу, которой вел их Карп, воевода запомнил хорошо. Сколько на пути к тронному залу расставлено дюжих ребят в синем – тоже. Чернобронники из охраны Гопона смотрелись как на подбор бойцами опытными и тертыми, но, если дойдет до драки, против богатырей им не выстоять. Один закованный в чудо-броню Добрыня половину стражников расшвыряет как щенков, даже меча не вынимая. Из дворца послы вырвутся, только радости от этого будет мало.

Если не удастся остановить войну, которая вот-вот вспыхнет между Алыром и Баканом, страшно даже помыслить, какое крутое да мутное варево на юге Славии может ключом вскипеть. Но еще хуже будет, коли в царских палатах прольется кровь, а Гопон обвинит в этом людей Владимира. Так что надо хоть в узел завязаться, но не дать хозяевам сорвать переговоры.

Собирая перед встречей с Гопоном волю и память в кулак, Добрыня продолжал исподволь разглядывать придворных. На великоградца тоже вовсю глазели. Перешептывались. Видно, слух о том, кого князь Владимир на сей раз прислал в Бряхимов послом, успел разойтись по дворцу. Кое у кого из алырских вельмож, рассматривавших богатыря не стесняясь, как диковинную статую из стали и золота, на лицах была написана откровенная враждебность. Надутая и самодовольная. Но уловил Добрыня на себе и несколько иных взглядов. Изучающих, пристальных – на тех, кого заранее прочно записали во враги, так не смотрят.

Воевода очень жалел, что почти ничего не знает о бряхимовском дворе и о том, может ли Великоград найти здесь тайных союзников. Владимир, имевший прознатчиков почти в каждом из сопредельных царств Славии, раз за разом отправлял своих людей и к Гопону, но все они бесследно исчезали, хотя почитались опытными и бывалыми. Так что известно о положении дел в Алыре, который с воцарением Гопона Первого превратился в самое беспокойное государство Золотой Цепи, было не слишком-то и много.