Битва за Рим

Цинна и шестеро его трибунов не попали в ловушку, в отличие от своих слушателей, и, спрыгнув с платформы, разбежались. Из числа тех, кто был внизу, посчастливилось остаться в живых двум третям. Когда Октавий явился полюбоваться на содеянное по его плану, несколько тысяч римлян центуриатных комиций из высших классов лежали на Марсовом поле мертвые. Октавий был зол, ведь он хотел, чтобы первыми пали Цинна и его плебейские трибуны; но даже у людей, продающихся за деньги, чтобы убивать беззащитных, существовал свой кодекс, из которого следовало, что убивать действующих магистратов – неоправданный риск.

Квинт Лутаций Катул Цезарь и его брат Луций Юлий Цезарь, находившиеся в Ланувии, узнали о бойне, прозванной всем Римом Октавиевым днем, через считаные часы после того, как она разразилась. Они помчались в Рим и предстали перед Октавием.

– Как ты мог? – с рыданием вопрошал Луций Цезарь.

– Ужасно! Отвратительно! – вторил брату Катул Цезарь.

– Избавьте меня от этой ханжеской трескотни! – презрительно молвил Гней Октавий. – Вы сами согласились, что это необходимо, и дали свое молчаливое согласие на том условии, что останетесь в стороне. Так что бросьте ваши завывания! Я сделал то, чего вы желали, – усмирил центурии. Выжившие не проголосуют за законы Цинны, чем бы он теперь их ни соблазнял.

Потрясенный до глубины души, Катул Цезарь смотрел на Октавия во все глаза:

– Никогда в жизни я не потворствовал насилию как методу политической борьбы, Гней Октавий! Я не давал на это своего согласия, ни молча, ни вслух. Если ты так истолковал мои слова или слова моего брата, то совершил ошибку. Насилие дурно само по себе, но это! Настоящая резня! Категорически недопустимая и достойная одного – проклятия!

– Мой брат прав, – сказал Луций Цезарь, утирая слезы. – Теперь на нас клеймо, Гней Октавий. Самые убежденные из консерваторов оказались ничем не лучше Сатурнина и Сульпиция.

Видя, что никакие его речи не убедят этого последователя Помпея Страбона в том, что он совершил ужасную ошибку, Катул Цезарь попытался до некоторой степени вернуть свое dignitas.

– Как я слышал, на протяжении двух дней Марсово поле представляет собой поле ужаса, старший консул. Родственники пытаются опознать тела и забрать их, чтобы похоронить, но твои подручные зарывают трупы, прежде чем родственники успевают их увидеть, в широком рву, среди грядок лука и салата рядом с Прямой улицей – какой ужас! Из-за тебя мы стали хуже варваров, потому что мы не настолько глупы, как варвары! Теперь мне жизнь не мила.

Октавий осклабился:

– На этот случай у меня есть предложение: вскрой себе вены, Квинт Лутаций! Пойми, это уже не Рим твоих высокородных предков. Это Рим братьев Гракхов, Гая Мария, Сатурнина, Сульпиция, Луция Суллы и Луция Цинны! Мы вляпались по самые уши, и теперь все летит кувырком. Если бы все шло по правилам, не было бы резни Октавиева дня.

Братья Цезари были потрясены: они поняли, что Гней Октавий Рузон горд тем, что совершил.

– Кто дал тебе денег, чтобы нанять убийц, Гней Октавий? Не Марк ли Антоний? – спросил Луций Цезарь.

– Да, он изрядно потратился. И не жалеет об этом.

– С него станется! – фыркнул Катул Цезарь. – Антоний есть Антоний! – Он вскочил и хлопнул себя по ляжкам. – Зло причинено, и его ничем не загладить. Но учти, Гней Октавий, я к этому непричастен. Я чувству себя, как Пандора после того, как она открыла свой ящик.

– Что с Луцием Цинной и с народными трибунами? – осведомился Луций Цезарь.

– С ними покончено, – лаконично ответил Октавий. – Разумеется, они объявлены вне закона. Надеюсь, очень скоро их постигнет кара.

Катул Цезарь остановился в дверях таблиния Октавия и оглянулся с суровым видом:

– Ты не вправе лишить действующего консула его консульского империя, Гней Октавий. Начало всему этому положила попытка оппозиции отнять у Луция Суллы его консульское право командовать римскими армиями. Но даже тогда никто не пытался лишить его консульской власти. Нет таких римских законов, установлений, прецедентов, чтобы магистрат, управляющий орган, комиции могли подвергнуть курульного магистрата судебному преследованию и тем более лишить его должности до истечения срока его полномочий. Народного трибуна можно изгнать из сената, если действовать по правилам, квестора тоже, если он изменил своему долгу. Но на консулов и всех других курульных магистратов, пока не истечет их срок, это не распространяется, Гней Октавий.

Гней Октавий самодовольно усмехнулся:

– Знаешь, Квинт Лутаций, я раскрыл секрет успеха. Он в том, чтобы поступать по своему усмотрению.

Луций Цезарь поспешил за братом прочь из таблиния Октавия.

– Завтра заседает сенат! – крикнул тот им вслед. – Предлагаю вам присутствовать.

В Риме, в отличие от Иерусалима или Антиохии, не терпели пророков и прорицателей; жрецы совершали ауспиции в сугубо римском духе – отлично зная, что им не дано предвидеть ход будущих событий, и просто строго следуя неизменному ритуалу.