Битва за Рим (Венец из трав)

— Численность армии еще ничего не значит, сын, — ответил Сулла-старший и стал спускаться с дозорной вышки. — Я мог одолеть его по меньшей мере дюжиной разных способов. Он мыслит количественными категориями. Ему и в голову не приходит, как сделать так, чтобы армия его действовала согласованно, словно единый организм. Если бы он решил сражаться и отдал приказ наступать, все его солдаты разом бросились бы в одном направлении. И их так легко было бы смять! Для них нет ни малейшей надежды взять штурмом наш лагерь! И все же Митридат опасен. Знаешь, почему я это говорю, юный Сулла?

— Нет, — признался сын в сильном волнении.

— Именно потому, что он решил повернуть домой. Он будет обдумывать все, пока не придет к правильному решению. Я даю ему пять лет, мой мальчик. Пять лет на обдумывание. А потом, полагаю, у Рима возникнут с Митридатом большие проблемы.

Морсим встретил их у подножия башни, и в его взгляде, как и во взгляде юного Суллы, читались одновременно и радость, и разочарование.

— Что мы будем делать теперь, Луций Корнелий? — спросил он.

— Именно то, что я сказал Митридату. Через восемь дней мы выступим на Мазаку и там коронуем Ариобарзана. Несколько лет он сможет царствовать спокойно. Не думаю, что Митридат скоро вернется в Каппадокию. И все же с ним я еще не покончил. В Тарс мы не возвращаемся.

— Ты пойдешь походом на Понт? — удивился Морсим.

— Нет! — рассмеялся Сулла. — Я иду походом на Тиграна.

— На Тиграна? В Армению?!

— Именно.

— Но зачем, Луций Корнелий?

Две пары изумленных глаз были устремлены на Суллу. Ни сын, ни советник не могли понять этого решения.

— Просто я никогда не бывал на берегах Евфрата, — легкомысленно ответил Сулла-старший.

Такого ответа ни один из его собеседников не ожидал. Морсим ушел, озадаченно скребя голову, а Сулла-младший, хорошо знавший отца, хитро заулыбался.

* * *

Конечно, у Суллы были свои далеко идущие планы. Волнений в Каппадокии в ближайшие несколько лет ожидать не приходилось. Митридат будет отсиживаться и собирать силы в Понте — хотя его и не мешает еще припугнуть. К тому же Сулла так и не выиграл никакого сражения и видов на обогащение в Каппадокии тоже не имел. Если в Эзебии Мазаке когда-то и имелись какие-либо богатства, они давно перекочевали к Митридату. В этом Сулла не сомневался.

Ему было строго приказано изгнать Митридата и Тиграна из Каппадокии, посадить на трон Ариобарзана и не вести военных действий за пределами Киликии. Как претор он обязан был подчиняться приказам метрополии. Однако… никаких поползновений со стороны Тиграна не было заметно. Он не присоединился в этом походе к Митридату. Это означало, по мнению Суллы, что Тигран, непокоренный, укрылся от римлян за стенами своих гор и знать ничего не желал о Риме.

Но разве не прямая обязанность наместника — донести до Армении волю римского народа? Не было никакой уверенности в том, что послания Рима доходят до Тиграна без искажений, учитывая, что передавались они через Митридата. И кто его знает, вдруг где-нибудь на пути в Армению Суллу ожидает богатая награда? Такая награда была ему крайне нужна. Каждый мешок золота, достававшийся лично наместнику, обычно сопровождался таким же мешком для римской казны. Поэтому наместникам многое прощалось. Обвинения в растрате, взяточничестве и казнокрадстве выносились чрезвычайно редко.

После восьмидневного ожидания Сулла приказал вести войско на Мазаку, сохранив построенный им на равнине укрепленный лагерь. Тот мог пригодиться впоследствии. Вряд ли Митридату пришло бы в голову его разрушить.

Вступив в город, они направились прямиком во дворец, чтобы вновь усадить на законный трон Ариобарзана. Царица Лаодика и юный Сулла сияли. Народ ликовал и выходил приветствовать своего царя.

— Было бы мудро с твоей стороны немедленно приступить к формированию и обучению армии, — сказал напоследок Ариобарзану Сулла. — Рим не всегда может вмешиваться в дела Каппадокии.

Ариобарзан обещал тотчас последовать его совету, но у Суллы имелись на сей счет некоторые сомнения. С одной стороны, казна Каппадокии была пуста, а с другой — каппадокийцы не были воинственны от природы. Из любого римского крестьянина получался при выучке превосходный солдат. Из каппадокийского пастуха — никогда. Однако большего Сулла сделать не мог.

Лазутчики доносили Сулле, что Митридат пересек реку Галис и направляется к Зеле. Ни один из лазутчиков, конечно, не мог бы сказать, сообщил ли Митридат что-нибудь Тиграну. Правда о поражении Митридата, вполне возможно, всплывет только при личном свидании Тиграна с Суллой.

Из Мазаки Сулла повел свою армию через холмы Каппадокии к Евфрату, чтобы форсировать реку под Томисой. Стояла поздняя весна, и проходы в горах, кроме тех, что возле Арарата, были открыты. Однако если подождать еще, путь к Арарату также откроется. О своих планах Сулла не сообщил ни сыну, ни Морсиму, так как пока сам имел о них весьма смутное представление.