Битва за Рим (Венец из трав)

Принцепс Сената Скавр, Друз, Красс Оратор, Антоний Оратор и Квинт Помпей Руф отправились к Гаю Марию, чтобы выпить вина и обсудить за столом события минувшего дня.

— Здорово ты, Луций Лициний, приложил Филиппа! — восхитился Скавр, залпом осушая свой кубок.

— О, это ему запомнится надолго! — поддержал Антоний.

— Да и тебе, наверное, тоже, Луций Лициний, — улыбнулся Друз.

— Да будет вам… Он просто напрашивался на это, — скромно ответил Красс.

Поскольку в Риме по-прежнему было жарко, все, войдя в дом Мария, скинули с себя тоги и направились в прохладную тень сада, чтобы устроиться там поудобнее.

— Я бы очень хотел знать, чего добивается Филипп, — проронил Марий, сидя на краю своего пруда.

— И я тоже, — признался Скавр.

— А почему вы решили, что он чего-нибудь добивается? — спросил их Помпей Руф. — Он просто отъявленный невежа и всегда был таким.

— Нет, у него в голове шевелятся какие-то мыслишки, — не согласился Марий. — В какой-то миг мне сегодня показалось, что я догадался… Но потом мысль ускользнула, и я не могу ее вспомнить.

— Можешь быть уверен, Гай Марий: мы все скоро узнаем, — заверил его Скавр. — Быть может, уже на следующем заседании.

— Оно обещает быть интересным, — подключился к разговору Красс Оратор, не переставая массировать левое плечо, и поморщился: — Отчего у меня все эти дни все тело болит и ломит? Я вроде сегодня не слишком долго выступал. Хотя и сердито.

* * *

Наступившая ночь доказала, что его речь и связанные с ней волнения обошлись ему дороже, чем он мог подумать. Его жена Муция, дочь авгура Сцеволы, проснувшись от холода на рассвете, решила поискать тепла у мужа, однако обнаружила, что тот холоднее льда. Красс умер в расцвете своей карьеры, в зените славы.

Для Друза, Мария, Скавра, Сцеволы и их единомышленников смерть эта была настоящей трагедией, в то время как для Филиппа и Цепиона — свидетельством в их пользу. Эти двое с новым энтузиазмом пустились обхаживать заднескамеечников Сената, беседуя с ними, убеждая, льстя. И когда Сенат, по окончании ludi Romani, собрался вновь, они чувствовали, что позиции их значительно укрепились.

— Я повторно прошу голосования по вопросу, следует ли оставить в силе законы Марка Ливия Друза, — воркующим голосом обратился к председательствующему Филипп, явно полный решимости выглядеть образцовым консулом. — Я понимаю, что вы, должно быть, уже устали от этого противодействия законам Марка Ливия, и сознаю, что большинство из вас убеждено в их правильности. Теперь я более не утверждаю, что не были соблюдены религиозные формальности, нарушен закон во время комиций или не получено одобрение Сената перед передачей законопроектов в народное собрание. Однако одно препятствие религиозного характера все же существует! Причем столь значительное и неоспоримое, что мы при всем желании не можем его игнорировать. Почему боги решили сыграть такую шутку, я не знаю — не знаток. Но факт остается фактом: в то время как результаты предзнаменований и гаданий перед каждым заседанием народного собрания под председательством Друза оказывались благоприятными, по всей Италии отмечались предзнаменования, свидетельствующие о крайнем гневе богов. Я сам авгур, отцы Сената. И мне совершенно ясно, что совершено было некое кощунственное деяние.

Филипп сделал паузу и протянул руку. Служитель вложил в нее свиток. Филипп развернул его и продолжил: