Битва за Рим (Венец из трав)

— Я хочу сказать тебе кое-что, Квинт Цецилий. Пока командую я, здесь не будет места — не будет! — таким вздорным типам, как Авл Альбин, как недостойный оплакивания консул Луп и нынешний наш консул Катон Лициниан. Я предоставил Авлу Альбину командование флотом, поскольку считал, что он на море принесет нам наименьший вред. Так как же я стал бы наказывать людей, которые сделали именно то, что сделал бы я в подобных обстоятельствах?

Он загнул еще один палец:

— В-четвертых, эти люди поставили себя в положение, когда я мог бы действительно отобрать у них гражданство и выпороть их; и в этом случае им не осталось бы ничего другого, кроме как отчаянно драться. И в-пятых, — он загнул большой палец, — меня не волнует, сколько у меня на флоте воров и убийц — при условии, если они будут сражаться, как звери.

Рука Суллы резко опустилась, разрубив воздух, словно топор варвара. Метелл Пий открыл рот, собираясь возразить, но мудро предпочел не говорить ничего.

В том месте, где дорога на Помпеи разветвлялась, направляясь к Везувианским и к Геркуланским воротам, Сулла устроил для своих войск сильно укрепленный лагерь. К тому времени, когда командующий расположился за его рвами и валами, прибыла его флотилия и принялась деловито закидывать связки пылающего горючего материала через стены в самую гущу помпейских построек, причем с таким проворством, какого не мог припомнить даже самый старый и опытный центурион. Испуганные лица горожан, появившихся на стенах, свидетельствовали о том, что они не рассчитывали на возможность применения такого средства ведения войны. Огонь оказался страшнее всего.

То, что самниты из Помпей разослали отчаянные призывы о помощи, стало ясно на следующий день, когда самнитская армия, превосходящая армию Суллы на добрых десять тысяч человек, появилась поблизости и стала располагаться не более чем в двух сотнях шагов перед лагерем Суллы. Треть из двадцати тысяч солдат Суллы находилась в экспедициях за фуражом и теперь оказалась отрезана от него. Сулла с мрачным видом стоял на своих укреплениях вместе с Метеллом Пием и Титом Дидием, слушая оскорбительные выкрики и свист, доносившиеся с городских стен; впрочем, на них он реагировал не больше, чем на появление самнитской армии.

— Дайте сигнал к оружию, — приказал Сулла своим легатам.

Тит Дидий повернулся, чтобы идти, когда Метелл Пий вдруг схватил его за руку.

— Луций Корнелий, мы не можем сражаться с таким противником! — выкрикнул Поросенок. — Их слишком много! Нас изрубят на куски!

— Мы не можем не выйти и не сразиться, — ответил Сулла отрывисто, явно показывая, что раздражен такой постановкой вопроса. — Там Луций Клуэнций со своими самнитами. Он намерен закрепиться. Если позволить ему построить такой же сильный лагерь, как наш, получится новая Ацерра. А я не собираюсь с четырьмя хорошими легионами на многие месяцы увязнуть в подобном месте. Мне также не нужно, чтобы Помпеи продемонстрировали всем остальным мятежным портам, что Рим не в состоянии отобрать их у италиков! И если это недостаточная причина для немедленной атаки, Квинт Цецилий, в таком случае прими во внимание тот факт, что наши фуражные отряды, возвращаясь, будут вынуждены пройти через самнитскую армию и у них не будет шансов остаться в живых!

Тит Дидий посмотрел на Метелла Пия с осуждением.

— Я иду давать сигнал к оружию, — сказал он.

Нахлобучив шлем вместо своей обычной шляпы, Сулла поднялся на трибуну лагерного форума, чтобы обратиться к тем примерно тринадцати тысячам человек, которыми он располагал.

— Все вы знаете, что вас ждет! — крикнул он. — Свора самнитов, с численным перевесом три к одному! Но также знайте: Сулла устал видеть, как свора самнитов бьет римлян, и Сулле надоело, что самниты владеют римскими городами! Что хорошего быть живым римлянином, если Рим ползает перед самнитами, как угодливая сука? Пусть это делает кто угодно, но не эти римляне! Не Сулла! Если мне придется выйти и драться одному, я пойду! Но должен ли я идти один? Должен ли? Или вы пойдете со мной, потому что вы тоже римляне и вам так же надоели самниты, как и мне?

Армия ответила ему мощными возгласами. Сулла стоял неподвижно, ожидая, пока они замолкнут, так как не окончил говорить.

— Все пойдут! — прокричал он еще громче. — Все до единого должны пойти! Помпеи — это наш город! Самниты убили в его стенах тысячу римлян, и теперь перед вами — те же самые самниты. Они считают себя в безопасности, они издеваются над нами! Они думают, что мы слишком испуганы, чтобы разгромить свору грязных самнитов! Хорошо, мы покажем им, что они ошибаются. Мы всыплем этим самнитам еще до того, как вернутся наши фуражные отряды, и когда они подойдут, наши боевые призывы укажут им путь на битву! Вы слышите меня? Мы будем сдерживать самнитов, пока фуражиры не возвратятся и не нападут на них с тыла, вспомнив, что они римляне!

Раздался новый мощный крик приветствия, но Сулла уже сошел с трибуны, держа меч в руке. По его приказу три колонны вышли через передние и боковые ворота лагеря. Сулла сам повел среднюю колонну.