Битвы орлов

Князь Горчаков, командовавший русским правым флангом, попал в огненное кольцо: Фридланд захвачен, мосты горят, впереди – французская пехота и конница, слева стреляют французские батареи. Замыкавший колонну генерал Ламберт повел Александрийских гусар по левому берегу реки на Алленбург. Две роты конной артиллерии, оставшись без прикрытия, отстреливались с позиции на позицию в шахматном порядке; командовавший ими граф Сиверс велел выпрячь лошадей, переправить их на ту сторону реки, а затем перетащить орудия по дну, привязав за пролонжи. Горчаков с остатками войск решил пробиваться сквозь огонь.

Усталая, голодная пехота вбежала в город со штыками наперевес; кавалерия шла следом, оборачиваясь на французских драгун. Проскочив через Фридланд, русские оказались на крутом песчаном берегу Алле, у горящих мостов.

В сгустившейся темноте летели огненные шары брандскугелей, врезаясь в сбившихся в кучу людей и лошадей, в застрявшие в грязи обозные телеги и артиллерийские повозки. Гром выстрелов сливался с воплями раненых и хрипами умирающих.

– Victoire! En avant! Vive l’empereur![7]

Корнет Булгарин и поручик Кеттерман застыли в нерешительности на берегу, глядя сверху, как в воде барахтаются утопающие среди мертвых тел и всплесков от ядер. Прямо под ноги лошадям ударило ядро, взбив фонтан песка; лошадь Кеттермана спрыгнула в воду, Булгарин дал фухтеля своей и последовал за ним.

У кобылы над водой торчала только голова; не умевший плавать Фаддей оставался в седле, молясь про себя: «Не выдай! Вывези!» Пули и снаряды свистели совсем близко, но о них сейчас уже не думалось: не утонуть бы!

Какой-то солдат, которого сносило течением, уцепился за гриву булгаринской лошади; хватив ноздрями воды, она зафыркала и почти ушла под воду. Фаддея обуял ужас, он рубанул саблей по руке чужака. Почуяв, что копыта задели дно, он стал колоть лошадь в шею; она рванулась и кое-как вышла на берег.

Зубы стучали от пережитого страха и холода, в ушах шумело. Просвистело ядро, пущенное с того берега, ударилось об землю и отскочило в сторону. Булгарин так устал, что взглянул на него равнодушно. Что теперь делать? Куда идти? Когда глаза немного привыкли к темноте, он разглядел вдалеке щетку леса с огоньками костров, разложенных там и сям, и тронул лошадь шагом, прислушиваясь к сигналам труб и барабанов. «Гей, уланы его высочества! Сюда!» Горячая волна радости прокатилась по всему телу, Фаддей словно вернулся домой.

В кружке, которую ему дал Кандровский, оказался адский напиток – водка с кипятком, заставившая его закашляться до слез. Раздевшись догола, Булгарин завернулся в солдатскую шинель, упал на землю и заснул, пока уланы развешивали его белье сушиться над костром. Через два часа его разбудили: выступаем в поход.

Одежда еще не просохла. Шатаясь на своих конях, уланы двинулись следом за едва волочившей ноги пехотой.

* * *

– Сир, Кольберг вот-вот будет взят!

Капитан Лежён с трудом переводил дыхание после долгой скачки. Наполеон и Бертье только-только сошли с коней, собираясь расположиться на биваке.

– Я уже взял сегодня свой Кольберг! – с улыбкой сказал император, оборвав рассказ адъютанта Бертье. – Фридланд стоит Аустерлица, Йены и Маренго, годовщину которого я отметил сегодня! Довольно, ступайте отдыхать. Мне нужно поработать.

Лежён поехал к своему батальону, удивляясь количеству трупов, валявшихся на поле, – еще никогда ему не доводилось видеть столько убитых лошадей! Людей же были тысячи… Его товарищи бивакировали на сжатом пшеничном поле, пытаясь кормить лошадей соломой. Капитану рассказали, что его младший брат-подпоручик был ранен пулей в ногу еще утром, его увезли в тыл.

Полгода назад Луи забрал его из Военного училища в Фонтенбло и в собственной карете отвез в полк, стоявший под Йеной. Обняв брата на прощанье, он сказал: «Желаю тебе раны, повышения и креста Почетного легиона»… Первое Франсуа получил, дело за двумя другими.

…На следующий день французы вошли в Велау. Все мосты были сожжены или разрушены, головешки магазинов еще дымились. Пруссаки лебезили перед завоевателями, называя их освободителями и повторяя, что русские уничтожили всё, что не смогли забрать, у них ничего нет. Зато в Кёнигсберге, который маршал Сульт взял без боя, нашлись полные магазины провианта, фуража, всё необходимое для госпиталей и полторы сотни тысяч английских ружей. Мосты через Прегель пришлось наводить заново.

* * *

«Мммм!»

Батюшков хотел сдержать стон, но не смог. Как всё-таки далека поэзия от прозы жизни! «О доблесть дивная, о подвиги геройски!» Губернский секретарь Петербургского ополчения восклицал это вместе с Тассо, пока лежал в Риге больной, отстав от войска, но стоило ему совершить свой собственный геройский подвиг, как охота говорить стихами отпала.