Битвы за корону. Три Федора

Словом, была мне сверху какая-то помощь после ворожбы моей Петровны, а уж кто приходил на выручку – суровый воитель Перун, покровительница любви Лада или бог счастливого случая светлокудрый красавчик Авось – абсолютно неважно. Главное, приходили и спасали.

Но сегодня я хотел просить не за себя, а за всех тех, кто завтра поедет со мной в стан крымского хана, и в первую очередь за Годунова. Ну и за Ксению. Ей воевать не придется, но шальная стрела глупа и зла, впивается в кого ни попадя.

Петровна поняла цель моего визита без каких-либо пояснений. Я и рта не успел раскрыть, как она, указав мне на широкую лавку с подушкой, буркнула:

– Рано покамест. Эвон, поспи чуток, а время придет, разбужу.

Едва моя голова коснулась подушки, как я мгновенно провалился в непроглядную тьму. Правда, длилось это недолго. Полное впечатление, что проспал от силы несколько секунд, а тебя уже будят.

– Вставай, вставай, полночь пришла, – поторопила травница.

Я сел, потряс головой, потер виски и с удивлением обнаружив, что от усталости не осталось и следа. Такое ощущение, будто зарядился бодростью чуть ли не до завтрашнего вечера. Петровна, когда я сообщил ей об этом, удовлетворенно хмыкнула:

– Выходит подсобили, – и она кивнула на табурет, стоящий подле лавки, сиденье которого было завалено пучками каких-то трав. Понятно, средневековая аромотерапия во всей красе.

Поначалу мы вышли на передний двор, но Петровна, покосившись на маячивший метрах в пятидесяти церковный купол, осуждающе покачала головой.

– Негоже одним на виду владений другого показываться. Могут и не прийти, – и повела меня обратно, в обход дома, на задний двор.

Костёр, разведенный ею возле какого-то сарайчика, на сей раз разгораться не спешил. Вспыхнув в самом начале, он мгновенно съежился и принялся чадить, давая черный удушливый дым. Петровна некоторое время вглядывалась в него, мрачнея на глазах, и сурово прокомментировала:

– Сказывала ведь я тогда – не следовало тебе к чужим обращаться, да еще к такому…., – она с омерзением передернулась.

– Так ты не наших зовешь? – удивился я.

– Про наших забудь, – посоветовала она. – Это токмо в присказках ласковое теля двух маток сосет, а в жизни иное: за двумя зайцами погонишься… Теперь они к тебе никогда не придут, зови – не зови. А его, сам зри, без крови не дозваться. Давай-ка заголяй руку….

– Подумаешь, кровь, – хмыкнул я, закатывая рукав рубахи. – Лишь бы помогло.

Петровна вздохнула и сожалеюще уставилась на меня, словно на дите, ляпнувшее нечто несуразное, но по причине неразумности ругать его за явную глупость не имеет смысла.

– Не поймешь ты, князь. Не следует его таковским прикармливать, не то разохотится и не отвадишь. А то он чего доброго и сам что-нибудь учинять примется, дабы ты лишний разок к нему обратился.

– Да к кому нему?! Скажи ты толком!

Травница насупилась, сурово взирая на меня исподлобья, и упрямо отрезала:

– Сказано к нему, значит, к нему. Из древних он. И имени его тебе знать не след, поверь на слово, – и она сокрушенно пробормотала, ловко делая надрез на руке. – Ох, княже, княже, не следовало бы нам его

вызывать. Не будь твоя затея столь опасной, нипочем бы не стала к нему взывать, ну да ничего не поделаешь. Пущай хоть он поспособствует.

Мда-а, прямо Гарри Поттер какой-то. Там тоже какую-то страшилку называли не по имени, а Сам-знаешь-кто. Или нет, в моем случае должно звучать чуточку иначе: Сам-не-знаешь-кто.

Постепенно ее бормотание перешло в приглушенный шепот и мне отчего-то стало не по себе. Слишком явственно ее странные слова напомнили мне… пророчицу Ленно. Точнее, не слова, они вроде были иными, а интонация голоса травницы. Эдакая гортанно-тягучая, зловещая….

Костёр ярко вспыхнул и быстрые языки пламени зло заметались, на лету жадно схватывая капающую на них кровь.

– Прилетел-таки, – констатировала Петровна, но радости в голосе я не услышал. Такое ощущение, что появление неведомого божества ее скорее огорчил. – Давай скоренько перечисляй тех, кого хотел бы к завтрашнему вечеру в живых увидать, – поторопила она меня, предупредив: – Да поспешай. Сроку тебе токмо пока руда огонь кормит, а у тебя ее не бочка. А я… пойду, посторожу, чтоб никто лишний тебя не узрел, – и она с видимым облегчением (не иначе, как охрана была лишь благовидным предлогом для ухода) поспешила прочь, торопливо скрывшись в темноте.

Начал я, разумеется, с Годуновых, тщательно произнеся не только имена и фамилии, но и отчества брата с сестрой, затем перечислил всех телохранителей и спецназовцев, снова добавил Ксению с Федором, спохватившись, упомянул и самого хана с сыновьями (они мне непременно нужны живыми), после чего перешел на сотников и десятников. Далее в третий раз (на всякий случай, чтоб понадежнее) упомянул Годуновых и принялся за гвардейцев. Поименно я знал многих и перечень затянулся надолго. Под конец спохватился, что забыл про себя, но едва произнес собственное имя, как костёр внезапно недовольно зашипел и погас.