Битые козыри

— Ты сам? — заорал он, повторяя уже заданный вопрос.

— Я тебя не понимаю, — сказал Лайт, действительно не разобравшись в смысле вопроса.

— Я спрашиваю: ты сам сюда прилетел или тебя похитили, как и меня?

— Разве ты не получил приглашения?

— Наплевал я на приглашение этого двуногого динозавра! Велика радость! Стодвадцатилетний мешок с дерьмом еще дышит вставными легкими и шевелит своими высохшими мозгами!

Лайт был уверен, что каждое слово их разговора записывается. Не сомневался в этом и Плайнер. Но, может быть, именно поэтому он распалялся все больше и больше.

— Сто двадцать лет жадности, глупости, коварства. Есть что праздновать! Этот престарелый болван, видимо, считал, что оказывает мне честь, приглашая на свой вонючий юбилей.

— Ты ему так и ответил?

— Именно так. Не ему, конечно. Эту образину я ни разу не видел. Ответил его респектабельным холуям.

— И что произошло затем?

— Сам видишь. Заставили дыхнуть какой-то мерзости, и очнулся я здесь.

Все прояснилось. Кокер, разумеется, тут ни при чем. Он скорей всего и представления не имеет о Плайнере как ученом. Это Торн включил Хью в список. И, наверно, не он один доставлен сюда силой.

— Такое преступление мог совершить только окончательно спятивший субъект, — продолжал возмущаться Плайнер. — Но даже состояние невменяемости не поможет этому дегенерату. Я привлеку его к суду. И его, и всю его шайку. Немедленно! Как только вернусь на Землю! Я хочу послать заявления своему адвокату и в печать. Но мне не дают связаться с Землей.

Плайнер остановил взгляд на пульте связи и спросил:

— А твой узел действует? Может быть, выключили только у меня?

— Попробуй, — пригласил Лайт, уверенный, что Хью ни с кем соединять не будут и никакие его заявления до адресатов не дойдут.

Все попытки Плайнера вызвать Землю ни чему не привели. Экран имитировал помехи и показывал что угодно, кроме Земли. Плайнер разразился проклятиями; Потом вдруг спросил:

— А ты вызывал Землю?

— Да.

— И получил связь?

— Да.

— Постой… Так ты здесь добровольно?!

— Да.

— Сам, по своей воле прилетел к этой стодаадцатилетней скотине?

— А почему мне не следовало прилетать?

— Ты… ты… — Плайнер искал и не находил слов, которые передали бы всю силу его возмущения. — Ты же ученый! Хотя и с искривленными мозгами, но ученый! Как ты мог добровольно освятить своим присутствием этот космический вертеп?!

— Успокойся, Хью, присядь. Хочешь выпить?

— Не хочу успокаиваться и не хочу у тебя выпивать. Ты для меня союзник этих бандитов, похищающих людей. Меня тошнит от твоей самодовольной морды.

— Не будем ссориться, Хью. Я прошу тебя побыть со мной. Ты мне нужен.

Плайнер, уже повернувшийся было к выходу, подумал и остался.

— Давай лучше включим музыку, посидим, послушаем… — Не давая Плайнеру времени, чтобы разразиться новым залпом ругани, Лайт приложил палец к губам, призывая его к молчанию, и включил передачу недавно вошедшего в моду ансамбля «Зоофон», игравшего на голосовых связках различных животных.

На экране в клетках сидели кошки, собаки, шакалы, медведи, даже молодой лев. По специальной партитуре электронные раздражители возбуждали то одно животное, то другое, а то и всех сразу, заставляя их издавать свойственные им вопли. Юноши и девушки, также входившие в команду «Зоофона», старательно им подпевали, усиливая мяуканье, лай и рев особыми инструментами-гибридами: барабанофлейтой, фаготолитаврами и прочими. Эффект был ошеломляющим. Оглушенные слушатели начинали чувствовать себя исполнителями, становились на четвереньки, бросались друг на друга и кидались к решеткам клеток, чтобы вырвать хоть клок шерсти своих любимцев. Крупнейшие искусствоведы провозгласили «зоомузыку» новым этапом в эстетическом развитии человечества.

Из крошечного футляра, вмонтированного в браслет личной связи, Лайт извлек две едва видимые капсулы. Подойдя к Плайнеру, он одну капсулу ввел в слуховой канал правого уха, а вторую приклеил к мякоти большого пальца его левой руки.

— Вот теперь мы поговорим, не боясь, что нас услышат. Эти нашлепки, которыми я тебя вооружил, — удобный пустячок, сделанный в моей лаборатории. Благодаря им мы можем говорить в ультразвуковом диапазоне, недоступном никаким записывающим устройствам. И прошу тебя не кричать, не беситься, пока не выслушаешь меня до конца. Если же станет невмоготу и захочешь высказаться, приложи большой палец к гортани. Это очень важно. Через несколько минут ты сам поймешь, как это важно.

В глазах Плайнера, кроме удивления, читались еще недоверие и подозрительность. Но он послушно молчал.

— Ты пробовал задуматься над тем, — спросил Лайт, — почему тебя насильно привезли и терпят твои ругательства? Отвечая, не забудь приложить палец к гортани.

— Не пробовал и не буду. И над чем тут задумываться? Просто каприз выжившего из ума подонка, уверенного, что миллиарды сделали его властелином мира.