Хенрик.
Нет, нет и нет! Я не перееду в Стокгольм, я не соглашусь на Софияхеммет, я не намерен говорить с придворными проповедниками, камергерами и королевами. Я остаюсь в Форсбуде. Я был идиотом. Идиотом в квадрате. Круглым идиотом. Теперь у меня спала пелена с глаз. Спасибо этому протопресвитеру, спасибо этой Высокородной Даме! Ниспосланы ли страдания Богом? Утонченнейшая утонченность и торжество глупости! Ты слышала, как я молол языком, польщенный, изолгавшийся, высокомерный! Мне нужно вернуться в гостиницу, почистить зубы. Какая муха меня укусила, я совсем свихнулся. Ослепленный и соблазненный, Анна! Ослепленный и соблазненный этой несчастной Дамой и ее любезностями, произнесенными с французским прононсом. Нет, нет. Все, с бергмановской дурью покончено. Мы едем домой, в Форсбуду, к нашим каменистым полям и недовольным, бедным, упрямым согражданам. Я говорю «нет». Нет. Нет.Анна
(Она тянет его за рукав, за руку, заставляет остановиться. Стоит напротив него у подножья обелиска на Слоттсбаккен, маленькая, разгневанная, запыхавшаяся.
Анна.
Ты бы только послушал себя! Но разумеется, ты везунчик, тебе это не грозит. Я, я, я! Я говорю «нет» — что это, черт подери, за вздор, чистой воды дерьмовый вздор! Нас ведь двое, но ты, наверное, про это забыл там, в тех самых глубинах, где прячутся твои грандиозные видения. Меня зовут Анна, и я твоя жена. Я — одна из нас. И имею право высказать свое мнение. А по моему мнению, ты ведешь себя как истеричная примадонна. О чем ты болтаешь? Что за решения принимаешь? Как ты смеешь принимать решения по… жизненно важному… жизненно важному для нас вопросу… жизненно важному, Хенрик!.. не посоветовавшись со мной. Я твоя жена, и у меня должно быть право высказать свое мнение. Вот, я реву, но если ты думаешь, будто я реву потому, что расстроена, то ты, как всегда, ошибаешься. Слезы льются от боли, потому что ты меня попираешь. Попираешь своего самого верного друга, и я реву, потому что разъярена. Я в бешенстве, вне себя и вполне способна влепить тебе пощечину прямо здесь, перед Стурчуркан — верблюд ты.Хенрик.
Не кричи, кругом же народ, спятила ты, что ли? Можно ведь и спокойно поговорить? (Анна.
Перестань разговаривать со мной этим дурацким снисходительным тоном! Перестань ухмыляться! Еще одно слово, и я уйду от тебя, вернусь на Трэдгордсгатан и не стану с тобой говорить, даже если ты приползешь в Уппсалу на четвереньках.Хенрик
(Анна
(Хенрик.
Господи, ну и рассвирепела же ты.Анна.
У меня бешеный характер, так и знай. И в дальнейшем — если будет дальнейшее — я намерена быть злее обычного.Хенрик.
У меня есть предложение — смиренно прошу выслушать.Анна.
Так, значит, у тебя есть предложение.Хенрик.
Давай купим по рожку малинового мороженого, сядем на паром и поедем в Юргорден.Анна.
Ты хочешь сказать, что нам надо поговорить?Хенрик.
Анна, дорогой мой дружочек. Ведь это так важно для тебя и так важно для меня, и мы с тобой так близки. Мы обязаны, черт подери, найти решение.Анна.
Конечно, мороженое успокаивает и охлаждает.Юргорденский паром деловито пыхтит, глухо бурча и слабо дрожа, блестит маслянистое зеркало воды, в бурунах играют солнечные зайчики. Анна с Хенриком одни занимают целую скамейку на самом носу, легкий ветерок ласкает их щеки. Анна сняла шляпу и положила ее рядом с собой на скамейку. Они едят мороженое в рожках.
Анна.
Сними шляпу.Хенрик снимает шляпу.
Анна.
Можно попробовать твое мороженое?Хенрик.
Давай поменяемся. (Анна.
Начинай ты.Хенрик.
Мне сказать нечего.Анна.
Десять минут назад ты много чего наговорил.Хенрик.
Могу повторить то, что я сказал.Анна.
Только более мягким тоном.Хенрик.
Более мягким тоном.Анна.
Я слушаю.Хенрик.
Как обычно, главное для меня — чувство. На этот раз у меня перед глазами возникли огромные, гигантские буквы — НЕТ, нет. Больше ничего. И я расстроился и разозлился на себя самого и на этого толстяка протопресвитера. (Анна.
…а потом?Хенрик.
Не знаю. Ничего.Анна
(Хенрик.
Чего ты хочешь?Анна.
Уже не знаю. Такая огромная ответственность. Почему нельзя относиться к жизни чуть легкомысленнее?Хенрик.
Мы не того сорта люди.Анна.
Ты не того сорта.Хенрик.
Я не могу заставить тебя всю жизнь проторчать в Форсбуде. Если бы тебе пришлось пожертвовать своими представлениями о хорошей жизни, ты бы ведь огорчилась и возмутилась. И преисполнилась желанием мести?Анна.
Ты бы тоже, Хенрик.Хенрик.
Да. Угу. Пожалуй что.Анна.
Точно.Хенрик.
Не могу выразить, до чего мучителен для меня этот разговор.