Благие намерения

Петрус. Мне показалось, вы сказали, что уезжаете.

Анна. Значит, плохо слушал. Мы как раз решили остаться.

Петрус. Так вы не уезжаете?

Анна. Перестань болтать глупости, Петрус. Мы остаемся.

Семилетнее старческое личико Петруса выражает недоверие и грусть. «Мне показалось, вы говорили, что собираетесь уезжать», — произносит он чуть слышно, делая вид, будто вновь погрузился в книгу. На глазах у него выступили слезы, он тихонько шмыгает носом.

Хенрик. Кстати! Ты получила письмо от матери?

Анна.

Да, забыла рассказать: она спрашивает, не приедем ли мы на дачу, когда у тебя будет отпуск. Эрнст и Мария с друзьями едут на Лофутен. Оскар и Густав снимают дачи в шхерах. Так что там будем только мы и Карл.

Хенрик. А что ты думаешь?

Анна. А ты? Маме будет одиноко.

Хенрик. Мне казалось, ей нравится одиночество.

Анна. Ну, раз так…

Хенрик. Что «раз так»?

Анна. Ответ достаточно ясный.

Хенрик. Здесь нам лучше. (Пауза.)

Анна.

Всего на неделю?

Хенрик. Это необходимо?

Анна. Нет, нет. Мама и не рассчитывает, что мы приедем. Спрашивает просто для порядка.

Хенрик. Да, кстати, не собирались ли мы завести еще одного ребенка?

Анна. Конечно, собирались.

Хенрик. Тебе уже расхотелось? Это была твоя идея!

Анна (смеется). Слишком много было разных дел. Моя бедная голова совсем идет кругом.

Хенрик.

Пошли в дом? Становится прохладно.

Анна берет на руки малыша, который просыпается и начинает хныкать. Хенрик собирает все остальное — соску, погремушку, одеяло, трубку и Библию, подзывает Яка и направляется в усадьбу. На полпути он останавливается.

Хенрик. Идем, Петрус.

Петрус. Только дочитаю.

Хенрик. Становится холодно.

Петрус. Мне не холодно.

Хенрик. Не забудь книгу.

Петрус.

Не забуду.

Хенрик. Пошли в шахматы сыграем!

Петрус. Я дочитаю.

Хенрик. Ну, как хочешь.

Анна, которая уже поднялась на крыльцо веранды, останавливается и улыбается Хенрику — Петрус не сводит с нее глаз. Дверь веранды захлопывается. Он перекатывается на спину и поднимает вверх руки — растопырив пальцы.

Теплым летним днем в середине июня 1917 года Анна и Хенрик Бергман ожидают в Зеленой гостиной, в личных покоях королевы. Она расположена в западном крыле дворца с видом на Стрёммен, Национальный музей и Шеппсхольмен. С ними протопресвитер Андерс Алопеус, величественный рыжеволосый священник внушительных габаритов. Стоя возле одного из огромных окон, они тихо беседуют о потрясающей панораме. «Вот только дует, — говорит Алопеус. — Сквозит так, что занавеси колышутся, правда, ветер в эту сторону, хорошо, что сейчас не зима».

В глубине комнаты два лакея в ливреях и белых перчатках занимаются устройством чайного стола. Они двигаются бесшумно, разговаривая между собой с помощью сдержанных жестов.

Пропорции гостиной хорошо продуманы, она почти квадратная. Обставлена элегантно, только с излишним уклоном в стиль 80-х годов: пузатые диваны и кресла, обитые блестящей тканью, расписанные вручную шелковые обои, обильная лепнина по периметру потолка и над высокими дверями, установленные друг против друга зеркала в позолоченных рамах, которые делают комнату бесконечной. Массивные хрустальные люстры, искусно задрапированные торшеры, толстые, заглушающие шаги ковры на скрипучем паркете. Потемневшие картины в затейливых рамах, пальмы и бледные скульптуры, шаткие столики, загроможденные безделушками, рояль, накрытый восточной шалью и уставленный фотографиями лиц более или менее княжеского звания.

На Анне серо-голубой дневной костюм и шляпа с загнутыми полями и крошечным белым пером. Мужчины в пасторском облачении, ботинки Хенрика слишком новые, слишком блестящие и слишком тесные. С ужасом глядя на Анну, он хватает ее за руку: «У меня все время бурчит в животе, будет катастрофа». — «Не надо было есть суп из репы, — шепчет Анна. — Попробуй глубоко вздохнуть». Хенрик делает глубокий вдох, лицо у него землисто-серого цвета. «Не надо было мне соглашаться, не надо…»