Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

Прошло несколько дней, и я поняла, что причина этого страха в том, что рак и его возможные чудовищные последствия заслонили от меня обычных живых людей. В первую очередь — это люди. Иногда за весь вечер мы ни разу не вспоминали о раке; он возникал в наших разговорах только от случая к случаю. Это были люди, озабоченные своей жизнью, своими roll рестями и радостями, своей любовью, детьми и только иногда в определенный момент времени — раком. Я поняла: мои сомнения приходили потому, что на каком-то уровне я считала, что мне предстоит работать в первую очередь с раковыми пациентами, а потом уже с людьми, а не с людьми, которые в этот момент времени являются пациентами. Похоже, здесь проявилась часть моего собственного постепенного, шаг за шагом, движения прочь от болезни — назад, в обычную жизнь. Я хочу работать с людьми, идущими по направлению к нормальной жизни, пусть даже и в разгар раковой болезни. Это тоже кажется мне частью того же переворота, умения просто быть, болея раком, — хотя ты и пытаешься что-то делать с ним, понимая, как это важно. Просто

быть с онкобольными. Людьми, а не набором частей тела, с которым надо что-то делать.

Этот переворот достиг своей первой кульминации однажды поздним вечером в начале лета. Мы приехали в дом на Тахо, и Трейя не могла уснуть. И неожиданно все части головоломки встали на свои места. Открытие ее потрясло. По ее мнению, это было не что иное, как даймон, которого она так долго искала! Не то чтобы он явился на свет в полном облачении, но, во всяком случае, громко возвестил о своем появлении — правда, другим голосом, голосом, который она так долго подавляла в себе.

Как-то ночью лежала и не могла заснуть, Через окно был виден серебряный блеск луны на поверхности озера в обрамлении темных очертаний сосен, растущих вокруг дома, а вдали — темные очертания гор в Заброшенной Пустыне. Такое мрачное название и такое красивое место.

Образы стекла — темно-красного, радужно-белого, иссиня-черного — пронеслись в моем сознании. Я была настолько взволнована, что просто не могла уснуть. Может, все дело в том, что я выпила чаю? Отчасти, наверное, да. Но происходило и что-то другое, внутри меня что-то зашевелилось, стало пробуждаться. Стекло, свет, формы, контуры, плавные линии. Соединять разное воедино, наблюдать, как из ничего рождается мечта, как красота обретает очертания в нашем мире форм. Как это потрясающе! И вот я лежу и чувствую, как мое тело переполнено энергией. Неужели это оно? Неужели это мое призвание или, по крайней мере, одно из моих призваний? Неужели это та самая часть, которой мне недоставало? Та часть меня, которую я потеряла?

Думаю, что да. Я нашла ту частичку себя, которой — о да! — мне недоставало столько лет. Женщина, создающая вещи собственными руками. Художница, созидательница, мастер. Не «делающая», не «знающая», а «созидающая». Создающая прекрасные творения и получающая равное удовольствие и от конечного результата, и от самого процесса.

Весь следующий день я чувствовала себя так, словно пережила озарение. Это был момент важного прозрения и в глубины себя, и в свое будущее. Я вспомнила, что больше всего была захвачена своей работой, получала больше всего удовольствия от того, что делаю, именно в тех случаях, когда создавала что-то своими руками… рисовала яркую карту для своего выпускного проекта по картографии… делала волнующие рисунки Ионы… мастерила свечи и вазы в Финдхорне… создавала прекрасные очертания из ничего… живописала словами — в дневниках, которые никому не показывала. Это были моменты, когда я не чувствовала времени, когда я была целиком захвачена тем, что делаю, — что-то вроде медитативного состояния абсолютной концентрации и самозабвения.

На следующий день я начала ощущать, что открыла себя заново. Что мой путь, скорее всего, определялся подспудным тугим узлом необходимостей и желанием принять мужские культурные ценности, делающие упор на работу ума. В обучении делается акцент на знаниях, фактах, содержании, мышлении, анализе. Я поняла, что все это легко мне удается. Тут была возможность преуспеть, заслужить похвалу и привлечь внимание. А больше, пожалуй, и ничего. И я пошла по этому гладко вымощенному и точно размеченному пути.

Я никогда не была уверена, что это правильный путь. Почему я решила не получать ученую степень и идти на преподавательскую работу? Что-то внутри толкало меня с этого прямого пути. У меня были способности к этому, но сердце мое всегда противилось. И все-таки я ругала себя за то, что не иду дальше, считала себя слабой, принимала упреки за то, что не делаю карьеру, а растрачиваюсь по мелочам.