Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

Норберт и его жена Юта были хозяевами отеля Курфюрстенхоф. В те месяцы, что я прожил здесь, Норберт стал моим Пятницей, вновь и вновь доказывая свою абсолютную незаменимость. Он обладал острым и блистательным умом и слегка нездоровым чувством юмора, примерно таким же, как у меня (однажды, рассказывая о враче, которого он считал глубоко безграмотным, он сказал, что тот «умеет предсказывать прошлое с точностью до 90 %»); я мог бы представить его себе адвокатом, может быть врачом, но ему, похоже, искренне нравилось работать в гостинице. В первый день, когда я там поселился, Норберт сделал специальные карточки 3x5 дюймов, где было написано примерно следующее: «Доктор Шейеф дал мне на это личное разрешение», и с их помощью я с легкостью делал в Янкер-Клиник то, что мне надо было (к примеру, в тот день, когда у Трейи случилась инсулинная реакция, только благодаря им я мог бегать по кафетерию и хватать все, что хоть сколько-то напоминало сахар).

Но, что еще важнее, Норберт был хорошим товарищем, с которым можно было поделиться своими печалями в трудные времена.

— Норберт, какая, по-твоему, сегодня будет погода?

— Спроси меня завтра.

— Верно. Скажу, почему я спрашиваю. Трейе сделали анализ крови, и уровень лейкоцитов все еще слишком низкий, чтобы можно было начать новый курс лечения. Она от этого немного пала духом. Дело не в том, что она хотела бы поскорей со всем этим покончить, просто любая задержка даже на один день означает, что лечение будет не таким эффективным, а теперь, похоже, процедуры начнутся в лучшем случае на следующей неделе. В прошлый раз его отложили на две недели. Это довольно скверно, Норберт. Черт подери! Как это будет по-немецки?

— Ох, Кен, от всей души сочувствую. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Пожалуй, да. Мне нужен маленький хороший мотель, не слишком дорогой, стоящий на реке, скажем, километрах в тридцати вниз по течению. И такси с шофером, который говорит по — английски. И инструкции, как добраться до Кенигсвинтера[118]. И расписание паромов через Рейн. И расписание часов, когда открыт доступ на Драхенфельс

[119]. Ах да, и еще ресторан в Кенигсвинтере, где подают что-нибудь, кроме мяса. Можешь это организовать?

— Считай, что все уже сделано, Кен.

У меня все эти приготовления заняли бы большую половину дня. Через тридцать минут мы с Трейей уже ехали вниз по Рейну: сначала в Бад-Годесберг, потом по другому берегу к Кенигсвинтеру и величественной Драхенфельс, а потом в прелестнейший маленький мотель, стоящий на Рейне, — и все это благодаря Норберту.

Какая погода! Никакого тумана и дождя, наоборот — солнечно и ясно. За несколько дней на небе не было ни облачка, потом один раз появились пушистые белые облака и снова исчезли. Мы с Кеном прекрасно провели выходные в Бад-Годесберге и Кенигсвинтере, наслаждаясь видами со всевозможных возвышенных мест, увенчанных развалинами замков. Мы жили в мотеле на берегу Рейна, и это было невероятно романтично. Весна — действительно мое любимое время года. Мне нравится наблюдать, как она набирает силу у меня на глазах. И я смогу взять ее с собой в больницу: я закрою глаза и увижу перед собой с кристальной четкостью белые цветки вишни, сияющие в солнечных лучах, свежую зелень недавно распустившихся листьев на лесных деревьях вокруг меня, бескрайние зеленые луга, отделанные крохотными белыми маргаритками и нарядными ярко-желтыми одуванчиками, — и все так ясно, словно это слайды сменяют друг друга прямо перед моим взором.

А теперь опять в больницу, снова вернуться к неприятному делу — лечиться от рака. Химиотерапию начали на неделю позже, чем планировали: ждали, пока поднимется уровень лейкоцитов. Еще одна неделя, делающая химиотерапию менее эффективной. Но само по себе лечение, повторю еще раз, проходит невероятно легко. Да, теряется аппетит, надо больше спать, приходится пить снотворное, и бывает легкое головокружение — но насколько это все-таки легче, чем адриамицин. Если бы доктор назначил мне годовой курс этих препаратов, как это было с адриамицином, то, думаю, я выдержала бы. Если адриамицин отравлял мою душу, так что мне приходилось бороться за каждый миг счастья, то во время этого лечения мне хорошо и радостно!

Ах да, немцы. Они очень помогают, очень добры и приветливы к нам — особенно к Кену, который гораздо больше соприкасается с внешним миром, чем я. Уже на второй день мне передали цветы две официантки из ресторана, в котором Кен часто обедает. За моими делами следит больше шоферов, владельцев магазинов, официанток, чем вы можете себе представить!