«Все боги, обороните меня, – молил он, дрожа и стараясь набраться храбрости, чтобы идти дальше. – Где люди Четырехпалого У, черт бы их побрал?»
Ватерлоо-роуд оказалась рядом. Это была оживленная главная магистраль. Филлип брел на север, чувствуя себя раздетым, ничего и никого не замечая. Все лавки были открыты, рестораны полны посетителей, в переулках кишмя кишел народ. На близлежащей набережной печально загудел направлявшийся на север товарный состав, и его гудок смешался с пронзительными звуками автомобильных клаксонов: сигналили все подряд. Небо в этот мрачный вечер затянули тучи, было очень влажно.
Выбившийся из сил Филлип прошел полмили, пересекая расходящиеся в стороны улочки и переулки. Вместе с кучкой людей он остановился, чтобы пропустить грузовик, выезжавший на Ватерлоо-роуд из очередного узенького проулка, а потом двинулся дальше, лавируя во встречном потоке пешеходов. Внезапно дорогу ему преградили двое молодых парней, один из которых прошипел:
–
– А?
Оба были в низко надвинутых кепках, в темных очках, с похожими лицами.
–
Охнув, Филлип Чэнь безучастно передал кейс Рябому.
– Иди дальше на север и не оглядывайся!
– Хорошо, но прошу вас выполнить свое обещ… – Филлип Чэнь остановился.
Парни исчезли. Казалось, они стояли перед ним какую-то долю секунды. Ошеломленный, он с усилием заставил ноги двигаться, стараясь запечатлеть в памяти, как выглядели молодчики, хотя бы то немногое, что он успел заметить. Тут его грубо толкнула шедшая навстречу женщина, и он выругался. Лица померкли. Потом его крепко схватила чья-то рука.
– Где, ети его, портфель?
– Что? – выдавил он из себя, глядя на стоявшего перед ним громилу зловещего вида.
Это был Пун Хорошая Погода.
– Твой портфель – куда ты его дел?
– Два молодых человека… – Он беспомощно указал назад.
Пун выругался и побежал обратно, петляя в толпе. Сунув пальцы в рот, он резко свистнул. Почти никто не обратил на него внимания. К Пуну стали подходить другие бойцы, и тут ему попались на глаза двое молодых парней с атташе-кейсом, которые сворачивали с хорошо освещенной главной улицы в переулок. Он бегом бросился туда, остальные за ним.
Рябой Цзинь и его младший брат шли через толпу не спеша. Полутемный переулок освещали лишь лампочки на грязных ларьках и лавках. Парни улыбались, посматривая друг на друга. Уверившись, что все в порядке, они сняли очки и кепки и засунули их в карманы. Братья были очень похожи – почти близнецы – и теперь практически слились с безликой крикливой массой торгующихся покупателей.
–
– Да. А на следующей неделе, когда схватим его, он заплатит так же легко, как пускает ветры старый пес!
Они засмеялись и притормозили на минуту у освещенного ларька, чтобы взглянуть на содержимое портфеля. Увидев пачки денег, оба вздохнули.
–
Рябой Цзинь пожал плечами. Они пошли дальше, свернули в переулок поменьше, потом еще в один, уверенно шагая в сгущающейся темноте уличного лабиринта.
– Досточтимый Отец прав. Неудачу мы обратили в удачу. Не твоя вина, что голова у этого ублюдка оказалась такой мягкой! Ты тут ни при чем! Когда мы его выкопаем и оставим на Шатинь-роуд с запиской на, ети его, груди…
Братья остановились и отступили в сторону вместе с суетящейся, толкающейся толпой, чтобы пропустить грузовик. Пока они ждали, когда проедет тяжело нагруженная развалина, Рябой случайно оглянулся. В дальнем конце переулка трое мужчин, высмотрев братьев, ходко направились в их сторону.
–
Оба бегали быстро. Страх пришпоривал их. Осыпаемые проклятиями, они неслись через толпу, огибая неизбежные рытвины и небольшие ларьки, и темнота играла им на руку. Впереди мчался Рябой Цзинь. Крепко прижимая к груди атташе-кейс, он нырнул в просвет между ларьками, а оттуда – в узкий неосвещенный проход.
– Возвращайся домой другим путем, Младший Брат, – проговорил он, задыхаясь.