Благородный Дом. Роман о Гонконге

— Верно, Младший Брат. Но первым ударом ты его не убил, а только слегка свернул ему голову набок. На этом надо было и остановиться!

— Я так и хотел сделать, но злые духи обуяли меня, и я снова его ударил. Всего-то четыре раза! И-и-и, какие мягкие черепа у этих высокорожденных!

— Да, ты прав, — вздохнул его отец, маленький, лысый, со множеством золотых зубов. Звали его Цзинь Миньта — Плешивый Цзинь. — Цзю ни ло мо, что сделано, то сделано, и нечего поминать об этом. Джосс. Сам виноват, что пытался бежать! Видел утренний выпуск «Таймс»?

— Нет ещё, Отец.

— Так вот, сейчас прочитаю: «Начальник полиции заявил сегодня, что арестован член триады, подозреваемый в том, что он — один из Вервольфов, опасной банды, похитившей Джона Чэня. Власти надеются, что дело может быть раскрыто в любой момент».

Все рассмеялись — и он, и его младший брат, и отец, и его очень хороший друг, Чэнь Собачье Ухо — Чэнь Паньбо. Они-то знали, что все это вранье. Никто из них не то что не был членом триад, но даже не поддерживал с ними связи, никого ещё не задерживали как преступника, хотя у них было собственное Братство и отец время от времени организовывал в Норт-Пойнт[121] небольшой игорный синдикат. Именно отец предложил совершить похищение. «И-и-и, очень неплохая была мысль», — думал он, вспоминая об этом. А когда Джон Чэнь нарвался и его убили, потому что он, как дурак, пытался бежать, именно отец предложил отрезать ухо и послать семье:

— Мы обратим его плохой джосс в нашу пользу. «Убей одного, чтобы запугать десять тысяч!» Если мы пошлем ухо, то запугаем весь Гонконг и станем знаменитыми и богатыми!

«Да, — думал Рябой Цзинь, сидя на солнышке в Абердине. — Но мы своего богатства ещё не заработали». Сегодня утром он сказал отцу:

— Я не против того, чтобы тащиться туда и отправить письмо, Отец. Это разумно, так бы и приказал сделать Хэмфри Богарт[122]. Но все же я считаю, что никакого выкупа нам от этого не видать.

— Ничего страшного, слушай! У меня есть новый план, достойный самого Аль Капоне. Мы ждем несколько дней. Потом звоним Благородному Дому Чэнь. Если тут же не получаем денег, то похищаем самого компрадора! Самого Великого Скрягу Чэня!

Все уставились на отца в восхищении.

— Да, и как вы считаете, неужели он не заплатит, увидев ухо сына? Мы, конечно, скажем ему, что это ухо его сына… Может, даже труп выкопаем и покажем, хейя?

Рябой Цзинь расплылся в улыбке, вспомнив, как все фыркали от смеха. О, как они смеялись, держась за животы и чуть не катаясь по полу съемной квартирки.

— А теперь к делу. Чэнь Собачье Ухо, нам снова нужен твой совет. Чэнь Собачье Ухо приходился Джону Чэню дальним родственником и был управляющим одной из многочисленных компаний дома Чэнь.

— Твоя информация о сыне оказалась отличной. Может, расскажешь нам и о передвижениях отца?

— Конечно, Досточтимый Предводитель, запросто, — сказал Чэнь Собачье Ухо. — Он любит, чтобы все шло, как раз и навсегда заведено, и напугать его легче легкого. А его тайтай — айийя, эта сладкоречивая шлюха знает, на какой стороне кровати спать! Она очень быстро заплатит, чтобы вызволить его. Да, я уверен, теперь он будет очень сговорчивым. Но просить нужно вдвое больше суммы, на которую мы согласимся, потому что он большой мастер поторговаться. Я проработал на этот, ети его, дом Чэнь всю жизнь, так что знаю, какой он скряга.

— Замечательно. Тогда, клянусь всеми богами, мы похищаем самого главу Благородного Дома Чэнь! Когда и как?

20

16:01

Сэра Дунстана Барра проводили в офис Ричарда Квана с почтением, которое он принял как должное. Хо-Пак-билдинг, скромное здание без особых претензий, располагалось рядом с Айс-Хаус-стрит, в Сентрал. Внутренние помещения небольшие, заставленные и невыразительные: как и большинство китайских офисов, это место обустраивалось для работы, а не для показухи. Часто один офис делили два-три человека, которые занимались двумя-тремя различными направлениями, и на всех приходился один телефон и одна секретарша. «А почему нет?» — сказал бы мудрый. Сократи на треть накладные расходы, и получишь больше прибыли при той же численности персонала.

Но свой кабинет Ричард Кван не делил ни с кем. Он понимал, что это не вызовет одобрения у его клиентов-гуйлао, и, хотя таковых набиралось немного, каждый имел большой вес для банка и для него самого. Гуйлао работали на его репутацию и открывали доступ к весьма необходимым и весьма важным благам. Таким, например, как избрание голосующим членом Скакового клуба, куда допускали немногих избранных, или членство в гонконгском Гольф-клубе либо Крикет-клубе, — или даже в самом Клубе как таковом, — или в любом другом из не столь значительных, но столь же закрытых для простых смертных клубов, где заправляют англичане — тайбани великих хонгов и где делается действительно большой бизнес.

— Привет, Дунстан, — радушно сказал он. — Как дела?

— Отлично. А у тебя?

— Очень хорошо. Сегодня утром моя лошадь прекрасно показала себя на разминке.

— Да. Я тоже был на ипподроме.

— О, а я тебя не заметил!