Благородный Дом. Роман о Гонконге

— Ну а какой вы представляете корпоративную структуру нашего совместного предприятия? — Ей не хотелось ослаблять давление. — Конечно, при условии одобрения сделки вашим тайбанем — прошу прощения, самим Тайбанем. — Степень смирения, с какой она поправилась, была именно той, что надо.

Гэваллан с раздражением смотрел на неё: ну почему на её месте не мужчина?!

«Тогда я мог бы сказать „хрена тебе лысого“ или „шёл бы ты облегчиться в свою шляпу“, и мы бы вместе посмеялись, потому что и ты, и я знаем: всегда так или иначе нужно получать одобрение у тайбаня — вышестоящего, будь то Данросс, Бартлетт, совет директоров или собственная жена. Да, и будь ты мужчиной, в зале заседаний совета директоров не витала бы такая, черт побери, сексуальность, которая здесь никак не уместна. Господи Иисусе, будь ты старая перечница, может, все шло бы по-другому, но, проклятье, такая девочка, как ты?

И что за дьявол вселяется в американских женщин? Скажите ради Христа, почему они не остаются там, где должны быть, и не довольствуются тем, в чем они великие мастерицы? Какая глупость!

А какая глупость так поспешно предлагать финансирование, и тем более глупо давать нам ещё два миллиона, когда, вероятно, на все про все хватило бы и десяти. Боже мой, будь ты чуть терпеливее, эта сделка получилась бы гораздо более выгодной для тебя! В этом и беда с вами, американцами: нет у вас ни такта, ни терпения, ни вкуса, и вы ничего не смыслите в искусстве ведения переговоров, а вам, милая леди, вам слишком не терпится утвердиться. Зато теперь я знаю, на чем с вами можно сыграть».

Он бросил взгляд на Линбара Струана, который тайком пялился на Кейси, ожидая, что Гэваллан, или Филлип, или Жак продолжат. «Когда стану тайбанем, я тебя обломаю, малыш Линбар. Или обломаю, или сделаю из тебя человека, — мрачно думал Гэваллан. — Тебя нужно выпихнуть в мир, чтобы ты пожил самостоятельно, чтобы сам о себе заботился, полагался лишь на собственные силы, а не на свое имя или наследие. Да-да, нагрузить тебя работой, чтобы ты вымотался и чуть поостудил свое ян: чем быстрее ты снова женишься, тем лучше».

Он перевел взгляд на Жака де Вилля, который улыбнулся ему.

«Ах, Жак, — беззлобно думал он, — ты мой главный противник. По обыкновению говоришь мало, все подмечаешь, много думаешь. Жесткий, упрямый и придирчивый, если нужно. Ну, и какого ты мнения об этой сделке? Может, я что-нибудь упустил? Что подсказывает твой практичный ум парижского юриста? Ага, но как она тебя обыграла, отбив подачу насчет её носика, а?

Я тоже не прочь затащить её в постель, — рассеянно размышлял он, зная, что Линбар и Жак хотят того же. — Конечно — а кто бы отказался?

Ну, а ты, Филлип Чэнь?

О нет. Это не про тебя. Тебе нравятся совсем молоденькие, да ещё такие, что умеют ублажать позатейливей, если в слухах есть хоть доля правды, хейя?»

Он снова посмотрел на Кейси. На её лице читалось нетерпение. «Ты не похожа на лесбиянку, — тяжело вздохнул он про себя. — Или это ещё одна твоя слабость? Боже, какое ужасное это было бы расточительство!»

— Совместное предприятие должно быть образовано по законам Гонконга, — начал он.

— Да, конечно. Есть…

— Каким именно образом, нам сможет сообщить фирма «Симс, Доусон и Дик». Я договорюсь о встрече на завтра или послезавтра.

— В этом нет необходимости, мистер Гэваллан. У меня уже есть предварительные предложения, составленнные ими — гипотетически и конфиденциально, конечно, — на случай, если мы решим заключить сделку.

— Что? — Они остолбенело смотрели, как она достает пять экземпляров сокращенного контракта и вручает каждому.

— Я выяснила, что они ваши адвокаты, — бодро продолжала Кейси. — Поручила нашим людям проверить, что они собой представляют. Мне сказали, что лучше их никого нет, так что они нас устраивают. Я попросила их рассмотреть возможные условия — как ваши, так и наши. Что-нибудь не так?

— Нет. — Гэваллан вдруг пришел в ярость оттого, что собственные юристы не поставили их в известность о запросах «Пар-Кон». Он стал внимательно изучать документ.

«Цзю ни ло мо на эту проклятую Кейси — как бишь её фамилия? — думал взбешенный таким унижением Филлип Чэнь. — Пусть увянет, и навсегда иссохнет, и покроется пылью твоя „золотая ложбинка“ за такие отвратительные, наглые манеры и непристойные, не подобающие женщине привычки!

Боже, оборони нас от американских женщин!

Айийя, Линкольну Бартлетту влетит в копеечку то, что он осмелился подсунуть нам эту… эту тварь, — пообещал про себя Филлип. — Как он только посмел!»

Тем не менее сумма предлагаемой сделки произвела на него ошеломляющее впечатление.

«В течение ближайших нескольких лет это может принести по меньшей мере сто миллионов американских долларов, — прикидывал он, и голова шла кругом. — Это даст Благородному Дому стабильность, которая ему так необходима.