Благородный Дом. Роман о Гонконге

— Полагаю, потому, что жизнь прожить — не поле перейти, а нас пичкают разными глупостями, вот мы и носимся с фальшивыми ценностями — в отличие от китайцев, которые мыслят здраво. Господи, как невероятно здраво они мыслят! Что касается «Карги» Струан, наверное, всему виной была её дрянная броковская кровь. Думаю, это был её джосс — её судьба, её удача или неудача. У них с Кулумом родилось семеро детей — четыре сына и три дочери. Все сыновья погибли раньше срока. Двое — от «поноса», наверное от чумы, здесь, в Гонконге, одного зарезали в Шанхае, а последний утонул в графстве Эршир, в Шотландии, где расположены поместья нашей семьи. От одного этого свихнется любая мать, а ведь ещё были ненависть и зависть, всю жизнь окружавшие её и Кулума. А если прибавить сюда все трудности жизни в Азии, передачу Благородного Дома чужим сыновьям… в общем, вы понимаете. — Данросс задумался, а потом добавил: — Согласно легенде она вертела Кулумом Струаном всю его жизнь и до самой смерти тиранила Благородный Дом — всех тайбаней, всех невесток, всех зятьев и всех детей. И даже после смерти. Помню, как нянька-англичанка — чтоб ей вечно гореть в аду — говорила мне: «Вы лучше ведите себя хорошо, мастер Иэн, а не то я призову „Каргу“ Струан и она слопает вас…» Мне тогда было лет пять-шесть, не больше.

— Какой ужас, — вздохнула Кейси.

Данросс пожал плечами:

— Все няньки так поступают с детьми.

— Слава богу, не все, — поправил Гэваллан.

— У меня никогда не было приличной няньки. Или плохой ганьсунь.

— А что такое ганьсунь? — спросила Кейси.

— Это значит «близкий к телу». Таково более точное название служанок, которых мы именуем ама. Как в Китае до сорок девятого года, в богатых семьях, так и здесь, в большинстве европейских и евразийских семей, у детей всегда были свои «близкие к телу», которые заботились о них и в большинстве случаев оставались с ними всю жизнь. Большинство ганьсунь дают обет безбрачия. Их можно легко узнать по длинной косичке. Мою ганьсунь зовут А Тат. Она чудесная старушка и до сих пор живет с нами, — пояснил Данросс.

— Моя была мне роднее матери, — подхватил Гэваллан.

— Значит, «Карга» Струан — ваша прабабушка? — спросила Кейси у Линбара.

— Господи избави, нет! Нет, я… я веду свой род не от Дирка Струана, — ответил Линбар, и Кейси заметила, как на лбу у него выступил пот. Странно… — Моя линия происходит от его сводного брата, Робба Струана. Робб Струан был партнером Дирка. Тайбань — прямой потомок Дирка, но даже при этом… никто из нас не ведет своей родословной от Карги.

— Вы все родственники? — удивилась Кейси, чувствуя какое-то необычное напряжение в зале. Линбар явно не знал, что сказать, и, хотя она обращалась к нему, смотрел на Данросса.

— Да, — отозвался тот. — Эндрю женат на моей сестре Кэти. Жак — двоюродный брат, а Линбар… У Линбара наша фамилия. — Данросс усмехнулся. — В Гонконге многие до сих пор помнят Каргу, Кейси. Она всегда носила длинное черное платье с большим турнюром и смешную шляпу с огромным, побитым молью пером. Все абсолютно вышедшее из моды. А ещё у неё была черная палка с серебряным набалдашником. Обычно Каргу носили по улицам в чем-то вроде паланкина четверо носильщиков. Росту в ней было не больше пяти футов, но она была круглая и крепкая, как ступня носильщика-кули. Жуткий ужас она наводила и на китайцев. Они дали ей прозвище Почтенная Старая Мать — Заморская Дьяволица с Дурным Глазом и Зубами Дракона.

— Это точно, — хохотнул Гэваллан. — С ней были знакомы мой отец и бабка. Они владели торговыми компаниями здесь и в Шанхае, Кейси, но во время Великой войны[69]

почти обанкротились и в девятнадцатом году присоединились к «Струанз». Мой старик рассказывал, как ещё мальчишкой часто ходил с приятелями за Каргой по улицам. Когда её особенно донимали, она вынимала вставную челюсть и клацала ею на них. — Он изобразил, как Карга это делала, и все рассмеялись. — Старик божился, что эта челюсть была в два фута, высотой, на какой-то пружине и издавала вот такой звук: клац, клац, клац!

— Да, Эндрю, я об этом и забыл, — ухмыльнулся Линбар. — Моя ганьсунь, старая А Фу, хорошо знала «Каргу» Струан, и всякий раз, когда поминали её имя, А Фу закатывала глаза и молила богов защитить нас от злого глаза и волшебных зубов. Мы с братом Кайлом… — Он остановился, а потом продолжил уже другим голосом: — Мы ещё подшучивали над А Фу по этому поводу.

— Наверху в Большом Доме есть её портрет, вернее, два, — сказал Данросс, обращаясь к Кейси. — Если вам интересно, когда-нибудь покажу.

— О, спасибо, с удовольствием. А портрет Дирка Струана есть?

— Даже несколько. И один портрет Робба, его сводного брата.

— Очень хотелось бы взглянуть на них.