Бледное солнце Сиверии

Я тоже не был исключением. Честно признаюсь, что порой мой мозг сам собой отключался, перенося сознание в иную реальность. Я, то вдруг обнаруживал себя в подклети с Заей. И мы беседовали о том, о сём; то память неожиданно делал какой-то фортель, и я погружался в сверровские воспоминания. Да много ещё чего подобного. Потом просто понимаешь, что твоё тело по-прежнему бредёт по белой скатерти тундры, в лицо задувает морозный ветер, люди вокруг также бредут, защищая глаза рукой…

О, Сарн, что-то я устал. Мне нужен отдых… Надоела эта треклятая Сиверия. Уехать бы в припортовую слободку, там бы в трактир к Зае…

Как же я за ней соскучился! За её улыбкой, голосом… Помнишь, Бор, как она красиво поёт. Вроде и песня простая, но душу прямо-таки выворачивает… Порой заглянешь в подклет, а там, подле раскрасневшегося зева печи, тихо-тихо подпевая, трудится Зая. Я прислонюсь к косяку, стою не дышу. Слушаю.

Она не видит. Потому пока не стесняется, душевно затягивает: «Я-я-а-а-се-э-э-н-н-н то-о ли-и со-о-о-а-ка-а-а-л…»

Я закрываю глаза… им больно… слезы сдерживать тяжело… Внутри, в душе что-то обрывается. Слова залетают внутрь, в самое нутро… в душу.

Ясен то ли сокол,Эх, сокол по горам летал,Всё ли по горушкам летал.

Всё ли летал, всё ли лебедей искал.Эх! Нашёл, то ли нашёл на крутой горе,Всё ли на крутенькой на горе…

Глаза запекли. Сдерживать слезу трудно… Я прижал руку, будто бы вытирая мнимую пыль.

Дойду до порта (а я обязательно дойду) и плевать мне на приказы да указы. В джунский портал и прямиком в Новоград.

Надоело вусмерть! И пусть только сунется кто!..

Хочется жить… Да, в такие моменты вдруг это понимаешь, и всё естество захватывает страстное желание просто жить.

Проснуться утром, до первых петухов. Рядом услышать тихое дыхание любимой женщины, ощутить её запах…

— Верно то хоть идём? — спросил кто-то из острожников.

Дороги к порту я не знал, но был уверен в одном: нам следует достигнуть побережья астрального моря. А уж там найти поселение не составит труда.

Мне уже давно было понятно, что я принадлежу к той редкой группе людей, которые с легкостью находят дорогу в любом месте. Есть такие, которые и в собственном доме заблудятся, а я чувствовал себя на местности, как рыба в воде.

Снег здесь был не особо глубок. Правда в некоторых местах — в забоях, он образовывал труднопроходимые сугробы, но благо, что таких мест было не так уж и много.

Солнце редко-редко выглядывало из-за тяжёлых мрачных туч. Часто мир вокруг тонул в лёгкой дымке тумана.

Я не боялся заблудиться. Не знаю даже отчего… Мне казалось, что у меня в голове своеобразная «карта», которая и помогает ориентироваться на местности.

— Мы сюда никогда не захаживаем, — говорили мне гибберлинги. — Это не наша и не ваша земля…

— Орочья? — поинтересовался я.

— Ну да…

— Да тут одна тундра, — непонятно чему возмутился Мирон Снегов. — Что тут делать?

— Ну, летом кое-что из живности можно найти, — отвечали охотницы Стрелки.

— Зато зимой — шаром покати…

— Не скажи, — воспротивился младший брат гибберлингской семейки. — Мне бывалые охотники говаривали, что и в зиму тут можно поживиться.

— Чем? — недоверчиво бросил десятник. — Пеструшками? Этих мышей тут, безусловно, видимо-невидимо. Под снегом так и шастают, так и шастают… Но я человек, а не какая-то лисица или росомаха. Мне мыши по ненадобности.

— Поживиться можно и зайцами, и белыми куропатками, — невозмутимо сообщил гибберлинг. — Здесь в верховьях Вертыша, среди болот… Ты же, Мирон, в курсе, что здесь, под снегом, сотни мелких озёрец, протоков, ручейков… В общем, летом одно сплошное болото.

— И где межи орочьих земель? — спросил я.

— Они начинаются вдоль южных горных склонов от урочища Бычья шея, тянутся до восточного побережья… А на севере до Гнилки, не дальше… Где-то так.

— А вы? — с усмешкой спросил я.

— Нам незачем. Тайги хватает с головой. Там и мехов добыть можно, да и вообще… А тут уныло. Скверно…

Я остановился, чтобы оглядеться вокруг. Действительно уныло… Хотя, если вспоминать пейзажи Ингоса, которые периодически всплывали в памяти…

Через четыре дня руке заметно полегчало. Она уже более или менее нормально двигалась.

Ночевали мы на снегу. Раскладывали походные шатры, жались друг к другу и тем грелись.

Огонь развести не удавалось, потому как вокруг ни одного дерева. Я как-то на привале раскопал снег под ногами: под ним были какие-то чахлые кустарники да лишайник.

— Ягоды ищешь? — поинтересовались гибберлинги.

Они, наверное, единственные, кто был бодрым и полным сил. Остальные с мрачными масками на лицах, что-то жевали, даже не переговариваясь друг с другом.

Кажется мне, что эта тундра тут их с ума сводит. Лишь бы к концу нашего похода не стали ратники кидаться на своих же товарищей.

— Вам не кажется, — сказал я Стрелкам, — что здесь как-то теплее, чем у гор было, и у Вертышского Острога?

— Да тут всегда так. Но как углубимся дальше, начнутся бураны.