Бледное солнце Сиверии

— Чего молчать? Чего скрывать? О том уже давно все бают, — и повернувшись ко мне, дед заговорщицким тоном сказал: — Золото. Все золото тому виной! Братец его так тут и крутится. Всё выспрашивает, всё высматривает…

— Братец? Ефим?

Гибберлинг кивнул головой.

— А что Ермолай, давно ли проходил через посёлок?

— Сотников? — переспросила матушка с косицами. — Да почитай, давненько. Он ещё говорил, что снова с вождём водяников… как там его зовут?

— Слим, — подсказала вторая сестра.

— Да-да, точно. Так вот, когда Сотников в Великом Холле, Сторхалле, слово держал, то говорил, будто со Слимом договорился о мире. Мол, водяники ни к вам, ни к нам на земли лезть не будут. А тут столько всего!

Я не сразу понял смысл последних слов матушки. Потом лишь, будучи на приёме у старейшин семьи Задумчивых, узнал, что несколько дней назад водяники попытались ночью напасть на посёлок. Гибберлинги быстро отбросили их назад, заодно порубив им множество лодок.

— Да, эти дикари законов не соблюдают, — пьяно махнув головой, сказал дед.

— Спать иди, вояка! — прикрикнули сёстры.

Дед поднялся на ноги и послушно поплёлся к двухъярусным полатям. Сил подняться вверх у него не было, и гибберлинг рухнул на нижнюю полку. Матушка с косицами задёрнула занавесь и вернулась ко мне.

— Н-да, история, — пробубнил я.

Подумалось о золоте. И снова — где оно, там рядом Молотовы крутятся. То у гоблинов, вот к гибберлингам добрались…

Слушай, Бор, а если тот третий отряд наёмников с корабля «Валир» отправился сюда? Что думаешь?..

Да, может быть… Тут ещё эта нежить. Сам собой напрашивался только один вывод: не хотят ли этими мертвецами гибберлингских рудокопов с их мест согнать, а? Мол, испугаются нежити, не станут в долине работать, а тут как тут молотовские ребятки и подоспеют на горяченькое.

Как думаешь? — снова вопрошал себя, чувствуя, что с каждым глотком эля голова всё тяжелеет и тянет в сон.

Надо бы завтра навестить братца Демьяна, да и к старейшинам заглянуть.

За этими размышлениями я не заметил, как и заснул.

10

Утром голова гудела, будто колокол. Во рту был противный раздражающий еловый привкус. И чего он мне вчера показался таким приятным?

В общем, встал я в самом скверном расположении духа.

О том, что наступило утро, говорил свет, льющийся в жилище через отверстия наподобие малюсеньких окошек, проделанных в крыше.

Рядом кто-то громко храпел. Это в уголочке широкой кровати спал дед Глазастик.

Отдёрнув занавесь, я слез на пол, и некоторое время сидел без движения, пытаясь унять шатающийся пол.

Зачем я вчера столько эля ихнего выжрал?

От воспоминаний о выпивке к горлу подкатил тошнотворный ком. Еле удержав его, я поднялся на ноги и заплетающейся походкой направился на двор.

О вчерашнем ненастье напоминал лишь свежевыпавший белый снег. Морозный воздух холодил виски и шум в ней чуть поутих. Я выбрал место без жёлтых пятен на снегу.

Фух! И острые ледяные иглы впились в кожу, придавая и телу и разуму бодрости. Растерев горстями снега лицо, и пофыркав несколько минут под взглядами торопившихся мимо гибберлингов, я вернулся в дом и занялся своей внешностью. Взяв бронзовое зеркало, принялся подравнивать ножницами бороду, а потом подбрил виски и заново заплёл волосы в небольшую жёсткую косу.

— О, уже встал? — в дом вошли матушки Глазастики. — Раненько что-то. Не спится?

— Да нет, просто дел на сегодня много.

— А наш-то всё дрыхнет… Эх!

Сёстры принялись разводить огонь. Они что-то зашептали, как мне поначалу показалось, на своём языке, но прислушавшись, я всё же различил некоторые слова:

— …нить держи, ну упускай, за судьбою поспешай…

Я поднялся и повернулся к матушкам. Заклинание, что ли, шепчут какое?

— …тьмы кромешной сторонись… На днях, — вдруг повернувшись ко мне, говорила та из матушек, что с косицами, — сынки к нам заезжали. В походе они были, дальнем. Ничего про то не говорили… А мне сегодня сон был дурной…

Матушка замолчала, глядя, как разгорается огненный цветок. Вместо неё заговорила вторая сестра:

— А я ещё тогда заметила, что Франк, старшенький, всё какой-то молчаливый. Слышала, как он Сэму и Асгерду сказал, что надо помалкивать. А вот о чём — непонятно.

Я всё ещё глядел на гибберлингов. Мысль была такая: старческое, что ли у них? Мелят о ерунде какой-то.

— Ушли они за Великаны, — продолжала рассказа сестра. — Хотели добираться до северного берега, а оттуда на Новую землю лететь к Фродди Непоседе, Старейшине нашему. Боимся, что не в добрый путь они туда поспешили.

— Ой, не в добрый, чует моё сердце, — вторила сестра. — Тут ещё этот сон.

— Да ну, глупости, — успокоил я, как умел. — Снам верить…

Сказал, а сам вдруг вспомнил Стояну и её предостережения.

— Думаешь? — как мне показалось, обрадовано спросила матушка с косичками. — Может сову почтовую послать?

Я пожал плечами.

— Садись за стол, завтракай, — предложила вторая сестра.

Глянув на моё лицо, она чуть усмехнулась:

— Плохо? Держи, — с этими словами она взяла с полки горшочек и протянула мне.

Пахло из него не ахти. Но делать нечего: я сделал несколько мощных глотков, вдруг ощущая, как по телу пошла приятная лёгкость.