Бледное солнце Сиверии

Но удобство расположения со временем превратило Молотовку в некий базар, где собирались сотни скупщиков, торговавших на том момент не только рыбой, но и мехом, мясом диких яков, строевым лесом и даже медной рудой, жилы которых частенько находили в Срединном хребте. Торговать в Сиверию приезжали даже с далёких аллодов. Это были не только люди, но и эльфы, и гибберлинги.

Сезар ди Вевр, известный путешественник с Тенебры, после посещения Сиверии, в своём дневнике отмечал, что на аллоде насчитывалось около полутора сотен временных поселений.

«Состояние жителей, — писал он, — их быт, оставляет такое негативное впечатление, что я просто в ужасе… Временные поселения в основном состоят из двух-трёх тесных изб (совсем без окон), в которых обитает до пятидесяти человек… Они набиваются на ночёвку до отказа. Некоторые ходили спать в рядом стоящие лабазы».

Такая ситуация не могла длиться вечно, и, как результат стряслась страшная беда — в Сиверию нагрянул черный мор.

«Тяжёлый труд, а с ним и неизбежная подруга — выпивка (по моим подсчётам в сём крае чуть ли ни в каждом посёлке было по три-четыре трактира), изнашивали даже самый крепкий организм, — описывал позже Сезар. — Люди вымирали, словно мухи».

И вскоре бы в Сиверии не осталось никого, если бы за дело не взялся тогда ещё молодой Ермолай Сотников, сумевший в кратчайшие сроки спасти ситуацию.

Сплотив вокруг себя остатки сиверийцев, он полностью изменил их отношение к установленному укладу жизни, сделав упор на житие прапрадедов, их чистую веру.

Человек жесткий, неординарный, он смог провести переговоры с местными племенами, наладив с ними и дружественные, и торговые связи. Правда, при этом пришлось во многом поступиться межами так называемых «исконных земель», но на тот момент иного выхода просто не было.

В столице Ермолая помнили по так называемой Мелочной войне, когда он на свой страх и риск запретил новоградским купцам (а тогда по указу только представители первой гильдии могли вести торговое дело с Сиверией) закупать товар, такие как пушнина, омуль, лес и прочее, по явно заниженным ценам.

— Это голова местной общины, — ответила Бажена. — Хороший человек… незаурядный…

— Чем же он так прославился?

— Именно благодаря его стараниям этот посёлок выстоял. Он ведь единственный оставшийся во всей Сиверии…

— А Гравстейн?

— Причём тут Гравстейн? Это же поселение гибберлингов.

— А кто ещё обитает в Сиверии?

— Водяники на Оленьих Мхах, орки за Ухающим лесом, недалеко от Великанов…

— Каких великанов?

— Так прозывают две громадные каменные статуи, оставшиеся ещё со времен, когда тут обитали люди Зэм. Ходят слухи, что рядом с этими Великанами спрятали клад.

Бажена закончила мазать рану, и пошла к печи. Я натянул штаны и стал одевать сапоги.

— Ермолай обошёл практически всю Сиверию. Договорился со всеми племенами. Варвары его уважают.

— И где же этот Ермолай делся? Умер?

— Почему умер? — испугано спросила Бажена и тут же осенила себя знамением. — Что за ерунду ты говоришь! Ермолай Сотников в начале осени отправился за Вертышский Острог. Там за ним тоже обитают орки. Хотел наладить новый союз. Но вот что-то давно про него не слышно… Стержнев переживает. Друзья они с Сотниковым.

Я сел за стол и поглядел на дивные морозные узоры на окне.

— Почему ты не сказала Владу про кровь единорога?

Бажена замерла у глубокого чугунного горшка.

— А зачем ему говорить? — вкрадчивым голосом спросила она.

— Я думал у вас с ним…

— Неправильно ты думал, — недовольно ответила знахарка. — Ты вообще мало, что обо мне знаешь. Да и не нужно это тебе знать.

Её лицо нахмурилось, становясь каким-то неприятным глазу. Воображение тут же дорисовало к характеру Бажены ярлык «ведьма» и ещё стерва.

— Думаю, — продолжила она после небольшой паузы, когда я уж, было, предположил, что у нашего разговора не будет продолжения, — не всем стоит знать, что тот, кого они спасли в лесу за порогами, достоин жизни.

— О чём ты? — напрягся я, думая что меня раскрыли.

Возможно, в горячечном бреду я себя выдал.

— Только кровь единорога тебя и спасает от тьмы. Когда ты один, или думаешь, что тебя не видят, то выдаёшь свою суть собственным поведением. Уж поверь, что в этом я толк знаю. Мне приходилось «жить тьмой».

— И кто я? — взволновано спросил я.

Вдруг отчетливо вспомнилась та сцена у часовенки недалеко от столичной слободки. Я тогда только-только приехал в Новоград и забрёл на окраину. Как же тогда мне сказал та молоденькая служительница? Кажется, что в моём сердце не видно Света. Да-да, точно так и сказала.

— И кто я? — снова спросил я.

Бажена, как мне показалось, ответила весьма неохотно:

— Убийца…

— А-а, ты об этом, — вздохнул я с некоторым облегчением.

— Ты видел дрейка, — продолжала знахарка.

— Когда?.. Ты про тот случай с окуриванием! Да мало ли что привидится…

— Нет. Дрейк тебе не привиделся.

— Драконов нет уже более…

— Ходят слухи, что на Новой Земле на острове Нордхейм видели одного.

Едва она это сказала, как я вдруг вспомнил слова Айденуса про сердце дракона.

— Послушай, Бажена, а ты говорила, что человек не в состоянии переносить в себе кровь единорога, так?