Бледное солнце Сиверии

Холодок жадно ел свой кусок мяса. До этого он слушал разговоры, молча, изредка всё также ухмыляясь. Я заметил, что с ним мало кто общается, как впрочем, и он сам мало кому что-то рассказывал. При его приближении лица товарищей чуть кривились в неком презрении, однако никто не рисковал открыто что-то высказывать.

— Я, — вдруг Холодок подал голос, когда все чуть замолчали, — всегда считал, что мне необычайно повезло. Все эти жёны, бабы и вообще… Привязанность для воина не приемлема! Я давно это понял.

Мы, молча, смотрели на Холодка. Тот вытер рукавом жирные губы и надменно приосанился. Не знаю, какой он воин, но, думаю, что не плохой, иначе Стержнев такого бы при себе не держал.

Егорка, сидевший у костра, превратился в слух. Его глазки заблестели, ведь сейчас вот-вот начнут говорить о былых сражениях.

— А друзья-то у тебя есть? — спросил я.

Ратники теперь вдруг удивлённо посмотрели на меня. В их глазах я прочитал интерес к предстоящему разговору.

Для Защитников Лиги я ведь тоже был чужак. Только Влад отчего-то имел иное мнение.

— Или ты тоже считаешь, что они обуза?

Холодок посерьезнел. Он никак не ожидал, что в разговор решусь вступить я, а не его товарищи.

— Друзья? — переспросил он.

Я успел уловить, как на какие-то лишь мгновения его лицо вдруг стало иным. Такое выражение, мне помниться, было у того разбойника с Больших валунов, когда он увидел смерть своего сына.

— В бою друг лишь тот, кто стоит рядом с тобой и бьется плечом к плечу.

— А если он испугался? Уже не товарищ?

— Тогда он трус.

— А ты сам никогда не боялся?

— Я? Нет.

Врёт. Нет такого человека, которому не было страшно в минуту опасности. Или же он тогда просто сумасшедший безумец.

— А я вот боялся…

— Кто бы сомневался! — тут уж Холодок работал на публику. — Воину нечего боятся. Он всегда…

— И я боялся, — поддержал меня Тур.

Я вдруг вспомнил, что кто-то говорил, что своё прозвище он получил за рогатый шлем, который, по слухам, добыл в бою против какого-то имперского солдата.

— Воину не следует бояться, — повторился Холодок, напрягаясь.

Он отложил свою порцию в сторону и с вызовом посмотрел на всех нас.

— Хорошо, что ты так думаешь, — продолжил Тур. — А то мы уж было подумывали, что в схватке струсишь.

Никто не заметил, что как на какую-то секунду лицо сотника застыло, словно маска. Образы прошлого промчались табуном, вынося наперёд старые неприятные воспоминания.

— Эта палка, над которой вы все так посмеиваетесь, — очень ровным голосом сказал Туча, — моя награда. Вместо меча. Я её таскаю с собой, потому как уже никогда не буду управляться оружием в битве. Ни в какой! Это — моя награда! Я ей горжусь. Другого мне не надо.

Туча смотрел на нас с таким вызовом в глазах, будто перед ним сейчас был авангард имперских солдат.

— А вот вам Лига доверит меч, чтобы вы, — тут Туча ткнул клюкой вперёд, целясь прямо в Тура, — её защищали… Как мать! Как сестру! Или жену, детей!.. Имперцы свою родину защищать умеют. Я тому свидетель. И защищают её до последнего вздоха! Они — славные ребята! Железные ребята! Орлы!.. А вы — дубины! Слабаки! Соплееды!.. Марш в хлев, убирать навоз!..

Тур явно подначивал Холодка, но тот этого не понял и напрягся.

— Такому смелому парню самое место на Святой Земле, — сказал я. — Но почему-то ты, Холодок, здесь, в Сиверии.

— А я там был.

— Да? И за какие подвиги тебя отправили сюда?

Холодок издал негромкий рык и резко сказал:

— Я - воин в пятом поколении. Мой отец, мой дед, отец моего деда…

— Ничего себе! — усмехнулся я. — Какие славные предки. А ты сам такой же?

Холодок поднялся во весь свой рост.

— Хочешь проверить?

— Нет, спасибо. Что-то нет желания.

Егорка сидел с открытым ртом, глядя то на меня, то на Холодка, то на остальных.

— Боишься? — боец сделал шаг вперёд.

Вот мы и пришли к логическому концу: скажу, что не боюсь, так вызовет на бой, а если отвечу, что боюсь, то стану опозоренным в его глазах, и, наверняка, в глазах дружинников. И что ещё хуже — в лице Егорки.

Я вдруг увидел в этом мальчишке себя…

Вон мой наставник Гуннар, дружинники — Эгнер, Юхан, Веум, Эйольф… Я их всех вспомнил. И вспомнил, как стоял среди них, и они казались мне просто великанами. Сильными, смелыми парнями. Воинами без страха и упрёка.

Я помнил, как меня учил Гуннар. Он ведь тоже говорил, что настоящий воин не имеет привязанностей. И я его слушал, как вот этот вот Егорка, развесив уши, внимая каждому слову… Каждому…

Это было так неожиданно, что я, право, растерялся.

И вдруг подумалось: если я действительно тот самый Сверр, то, сколько же мне лет? Сто, как минимум. А то и больше.

Сто лет! С ума сойти!

Если Бажена всё-таки права, то выживать мне помогает кровь единорога. Святая кровь… Вот только я не святой. Совсем не святой. И как это всё совмещается во мне?

Кто и зачем сделал мне этот дар? Какова цель? И какова моя судьба?

Перед глазами встал образ Жуги Исаева с фигуркой в руке.

— Мы называем их «масками», — сказал тогда он, показывая мне её. — Она живет и действует вне установленных правил…

Зачем я такой нужен? И кому?..

— Боишься? — повторил свой вопрос Холодок.