Бледный силуэт Луны

Скорее всего и даже возможно, что медик в погонах Глеб Кузьмицкий, он же в некоторых случаях майор Панфилов, был приставлен к делу об убийстве гражданина Бонифатьева в нескольких целях. Во-первых, проследить, чтобы никого из власть имущих грязное событие не задело, а во-вторых — напротив, поглядеть секретно, нельзя ли поживиться полезной, хотя и нечистой информацией. Поскольку клиентура, причастная к деятельности ЦК ВЛКСМ, почти целиком состояла из родичей тогдашней элиты и прочей перспективной публики. Само по себе раскрытие убийства оказывалось для бдительных органов задачей более чем второстепенной. В соответствии с чем Кузьмицкий-Панфилов вел свои игры, несколько отличные от милицейских. И когда ему удалось выйти на лицо, реально прикончившее Бонифатьева, то он испытал сплошное разочарование. Складывалась банальная бытовуха и никаких дивидендов секретному заведению.

Тогда, то ли в соответствии с инструкциями, то ли в обход их, Панфилов, он же Кузьмицкий, стал лихо стряпать иное блюдо, даже с вариантами. Он заставил Настю признать за виденных троих фигурантов, на выбор или на всякий случай — Бог весть. Далее вновь обозначается провал в неизвестность. Никто уже не скажет, что именно и каким способом наш герой доложил по начальству, но точно известно, что Настю он припрятал, как козырную карту в рукаве.

Однако, доложив об успехах следствия, Кузьмицкий-Панфилов испытал второе горькое разочарование по службе. Секретное начальство вовсе не обрадовалось, не навесило орден и даже не сказало «мерси». То ли что-то не сработало, то ли круто поменялись условия, но чрезмерно ретивому сотруднику сказали веское «не надо». И приказали забыть напрочь о покойном товарище Бонифатьеве. Но, увы, Кузьмицкий-Панфилов не мог и не хотел, очень уж красиво складывалось дело-конфетка.

Тогда разочарованный агент пошел ва-банк на свой страх и риск. Как именно, теперь никто не скажет, однако вскорости он был отставлен от должности, погон и выслуги лет, затем уволен из рядов с нелестной статьей за коррупцию и поведение, неподобающее офицеру и джентльмену. У него в архиве завалялась полуслепая бумажка с вердиктом в папке с другими документами, но об этом после. Тем не менее штатской медициной отставному деятелю заниматься разрешили. Надо понимать, что спешно увольняясь отовсюду, Панфилов ухитрился не только сохранить пропуск, но и выкрасть из архива списанное дело. Как именно — опять же тайна умерла вместе с ним.

Однако, весь этот каскад допущений и поток «воды в облацех» пролился для того, чтобы объяснить очень важный мотив, вяло текущий из прошлого в настоящее. Глеб Кузьмицкий, больно наказанный и прекративший быть майором Панфиловом, стал предельно осторожен и ни в коем случае не желал подставлять свою персону под возможные удары и неприятности. Посему он выжидал много лет, пока его художества забудутся, потом соображал, как ему подбираться к жертве будущего фатального шантажа через вторые, третьи и десятые лица.

Сначала он послал в нужную контору «племянницу» Варечку, а после, когда она вознамерилась провести свой гамбит и стать третьей по счету «мадам», он решил использовать бывшую первую — Катюшу Малышеву.

Эпизод седьмой. (7)

Ошибка профессора или Похвальное слово Кате (почти по Эразму Роттердамскому)

Профессор-майор Кузьмицкий-Панфилов, доктор научной психитарии и отставной агент особых служб, в течение своей бурной и насыщенной деятельности учился, конечно, на своих и чужих ошибках, делал из них правильные выводы и старался не повторять.

Однако с ним произошел досадный казус по всем фронтам только потому, что он не посоветовался с автором данных комментариев. Не удосужился, списал со счетов со слов молоденькой легкомысленной «племяшки». Той простительно, но вот профессору — нет и никогда!

Если бы доктор душ, профессор Глеб Кузьмицкий нашел время побеседовать за чашечкой коньяку с одним опытным джентльменом… То ему бы сказали и предостерегли, имея в виду его же интересы. Конечно не бесплатно, но (извините великодушно), жизнь дается нам один раз, и профессор ее потерял, экономя время и деньги. За чашкой-другой полезного напитка после совещания в конторе «Аргуса», бессменный и единственный директор последнего нашел бы нужным пояснить профессору кое-что. А именно.

Помнится, что в начале одного из любимейших моих романов, бессмертного творения гения, в первых главах «Собаки Баскервилей», некий баронет получил анонимное письмо, составленное из газетного текста с припиской от руки. «Если жизнь и рассудок вам дороги, держитесь подальше от торфяных болот…» — вот такой текст предостерегал глупого баронета от общения с фатальной собакой.