Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

В анналах же пандемий гриппа «испанка» однозначно не имеет аналогов. Большинство ученых теперь сходятся на том, что запустившее ее событие – выплеск пандемического штамма из птичьего резервуара на человечество – случилось бы и без всякой мировой войны, но именно война обусловила его беспрецедентную вирулентность, и она же поспособствовала быстрому распространению вируса по всей планете. При самой богатой фантазии трудно было придумать более эффективный механизм применения биологического оружия массового поражения, чем одновременная демобилизация и отправка по домам миллионов солдат на самом пике захлестнувшей театры военных действий мощной осенней волны гриппа, – так что напрасно во всех уголках земного шара так радовались возвращению демобилизованных и встречали их бурным ликованием и массовыми празднествами. Так что главным уроком испанского гриппа для нас становится, по сути, четкое понимание одной простой, но жизненно важной вещи: следующей пандемии гриппа нам так или иначе рано или поздно не избежать, а вот будет ли количество погибших от нее исчисляться миллионами или десятками и сотнями миллионов, зависит от состояния мира на тот момент, когда она разразится, и готовности человечества противостоять пандемии.

Часть шестая

Искупление грехов науки

Жители Сиднея в защитных масках во время эпидемии испанского гриппа 1918–1919 гг. (Библиотека Митчелла, Государственная библиотека Нового Южного Уэльса).

Глава 1

Aenigmoplasma[290]

В окаянный августовский зной 1914 года стареющий изгнанник из России и нобелевский лауреат Илья Мечников, наследник Луи Пастера и учитель Якова Бардаха, У Ляньдэ и ряда других видных медиков ближайшего будущего, с трудом прорывался по улицам охваченного лихорадкой всеобщей мобилизации Парижа к зданию Института Пастера, ведущего европейского центра изучения инфекционных заболеваний и производства вакцин. По прибытии туда Мечников с удивлением обнаружил, что власть сменилась и институт передан под командование военных. Большинство молодых ученых призвано на действительную службу, а все подопытные животные безжалостно истреблены. И тут человек, в восьмилетнем возрасте отрекшийся от Бога и свято уверовавший в научный прогресс как единственный путь к процветанию человеческой цивилизации, обойдя свою покинутую и разрушенную империю, был потрясен настолько, что вера всей его сознательной жизни пошатнулась.

Луи-Фердинанд Селин в своем эпохальном романе «Путешествие на край ночи»[291] обессмертил образ Мечникова под вымышленным именем Серж Парапин, представив его как есть, выжившим из ума эксцентричным гением, у которого «щетины на щеках всегда было ровно столько, сколько нужно, чтобы походить на беглого каторжника», и в таком виде в бешенстве и с бранной руганью носившегося по зловонным коридорам прославленного Пастеровского института, где работал. Другие оставшиеся в стенах института обитатели в сравнении с ним выглядели «седовласыми школьниками из тех, что всю жизнь услужливо носят зонтики, отупевшими от педантичной рутины своих все более революционных экспериментов и ходящими в рванине из-за нищенских заплат на грани выживания, которые получали за то, что всю свою взрослую жизнь отдали этой адской кухне, готовя там по закутам всякие зелья из микробов и проводя бессчетные дни за настаиванием на пару микстур из овощных очистков, удушением морских свинок и прочей возней с неописуемым хламом». Однако природная интуиция в тот проклятый августовский день безошибочно подсказала Мечникову, что столь язвительно описанная Селином эра – лично его, Мечникова, эра более или менее успешной борьбы с массовыми заболеваниями с использованием последних достижений естественной науки, в которые он свято верил, – подходит к неизбежному концу.