— За преступления расовой скверны, за то, что вступил в неподобающие отношения с Дарклингом, я приговариваю Томаса Шрива к смерти через распятие.
В толпе раздались крики ликования.
— За преступления расовой скверны, за то, что вступила в неподобающие отношения с человеком, я приговариваю тебя, Яна Марвик, к смерти через распятие.
Охранники Легиона издают гневные крики, больше напоминающие завывание волков. Сигур поднимает руку, заставив их немедленно заткнуться.
Яна Марвик? Она, что, родственница Сигуру? А я и не знал, что у него были родственники, думал, они все погибли во время войны.
— По обвинению в укрывательстве двух беглецов от Соединённых Штатов Стражей, я приговариваю Френка Шрива к смерти через распятие.
Моё внимание привлекает движение на стене. Какое-то изменение, внезапная тишина, и на стене появляются десятки охранников Легиона в чёрных развивающихся одеждах, их Темные глаза сверкают в тусклом солнечном свете. Все внимание обращено на них. Один за другим Легионеры поворачиваются к нам спиной.
— Что они делают? — шепчет Жук.
— Думаю, это протест. Они отказываются смотреть казнь, — говорю я. Может, у Пуриана Роуза есть власть, чтобы казнить нас, но он не может заставить смотреть нас на казнь. Это маленький клочок свободы, который у нас остался.
Три креста лебёдками поднимают в вертикальное положение, и крики заполоняют воздух. Дедушка Тома, к счастью, уже без сознания от шока, но два других пленника по-прежнему в состоянии боевой готовности, продолжая смотреть на толпу. Кровь сочиться из пригвождённых запястий Тома по его телу, в то время как чувствительная кожа Яны начинает потрескивать и шипеть, благодаря токсичному эффекту от акации. Языки пламени начинают лизать её растрескивающиеся тело, ползя вверх по ногам.
— Демон! — кричит кто-то на неё. Мне кажется, это Грегори.
Я не могу себе представить, как это быть распятым на кресте, уставившись на море смотрящих на тебя лиц, пока ты медленно задыхаешься, совсем один...
Огонь быстро распространяется, охватывая Янино тело, но она не кричит, она не издаёт ни единого звука. Она просто поворачивает голову, чтобы взглянуть на Тома, по её ещё не поглотил огонь. Он смотрит на неё столько, сколько может, прежде чем проглотить пилюлю. Не слишком рано, потому как огонь уже распространился на весь крест.
Толпа весело улюлюкает, пока влюблённые горят.
— Единая раса под Его Всесилием! — распевают они.
Глаза Натали встречаются с моими, когда на сцене, позади неё, в небо поднимаются красное пламя и чёрные клубы дыма.
Себастьян уводит Натали со сцены и передаёт её в руки другому охраннику, здоровенному мужику в чёрном со сломанным носом и тремя царапинами на шее. Её ведут к Окраине города, подальше от толпы. Дей следует за Натали.
Роуч поворачивается к нам.
— Проваливайте отсюда, парни.
Нам не нужно повторять дважды — мы пробираемся сквозь толпу и оказываемся на Окраине города.Я сразу же прикуриваю сигарету и отдаю её Жуку.
— Сожалею о Томе, — говорю я.
Жук делает затяжку. Единственное, что я вижу, — это ярость в его глазах, а потом он отпускает одну из своих тирад.
— Всё, что сделал Пуриан Роуз— дал нам ещё одного мученика. Смерть Тома не будет напрасной.
— Ты ведь не можешь говорить это на полном серьёзе. Он был твоим другом.
— Он был борцом за свободу, он хотел бы умереть за дело, если бы оно помогло нам, а так и будет.
Я пропускаю пятерню через свои волосы. Сейчас не время с ним спорить. Мы поворачиваем и встречаемся лицом к лицу с Натали и Дей, несколькими охранниками Стражами и Ищейкой — человеком в чёрном с оцарапанной шеей. Охранники обнажают мечи и направляют их на меня.
— Где твой ID-браслет, кровосос? — спрашивает Оцарапанная шея.
Жук встаёт передо мной.
— Он не обязан носить...
Я закатываю рукав, чтобы показать свой медный браслет. Кровь моя кипит от злости и унижения.
Глаза Жука расширяются.
— Опустите своё оружие, я их знаю, — приказывает Натали.
Они смотрят на Оцарапанную шею, который также приказывает опустить им свои мечи.
— Можешь идти, Курт, — говорит она Оцарапанной шее.
— Вы же знаете, я не могу этого сделать, мисс, у меня строгий приказ...
Она закатывает глаза.
— Ладно. Не могли бы вы, по крайней мере, идти чуть поодаль, чтобы оставить мне хоть толику личного пространства?
Оцарапанная шея машет своим людям, что-то бормоча себе под нос.
— Сожалею о вашем друге, — говорит Натали нам. — Нет смерти страшнее.
Я издаю грубоватый смешок.
— Слушай, спасибо за помощь, блондиночка, но, если бы не такие, как ты, он бы там вообще не оказался.
— Такие, как я? Честно говоря, Эш, ты редкостный засранец. — Натали вместе с Дей направляется к Унылой улице. Она не оглядывается.
Моё сердце замедляется, когда Натали уходит прочь.
— Почему именно она? Почему именно сейчас забилось моё сердце? — бормочу я.
Жук пожимает плечами.
— Карма порой бывает такой сукой.
— Но что всё это значит?
— Это ничего не значит. Она — Страж и конец истории, — говорит он.
— Но...