Блеск дождя

– Нет, о чем я думал, тебе точно не известно, – возразил он таким тоном, который заставил меня поднять глаза.

О чем же ты думал? – хочется мне спросить, но выражение его глаз… это пламя, заставило меня замолчать. Уверена, что его ответ напрочь выбил бы меня из колеи. Поэтому я опустила голову к его груди и была готова поклясться – как и раньше – что услышала биение его сердца.

– Хочешь услышать что-нибудь по-настоящему оригинальное? – спросила я.

– Чем оригинальнее, тем лучше.

– Когда у меня был велик, меня все время терзали мысли, как он там один в подвале, как, должно быть, ему одиноко и страшно в темноте. Это называется анимизм, когда предметы наделяют чувствами и эмоциями. Хотя у меня, кажется, легкая форма, – пояснила я, чтобы он не счел меня больной на всю голову. Почему я вообще об этом рассказала?

– Рассказать тоже что-то оригинальное?

– Чем оригинальнее, тем лучше.

– Ребенком я в текстуре дерева на полу искал лица. Я проводил за этим часы, чтобы найти такой узор и дать ему имя.

Я подавила смех, тем временем в моей голове тоже всплыли воспоминания. О том, как мы с Бекки торчали возле луж и выдумывали истории.

– Что-то похожее я проделываю и сейчас после дождя, когда в лужах отражаются предметы. Я нахожу это… прекрасным.

– Иногда я до сих пор ищу лица, – признался Симон, словно на исповеди. – Я думал, это прошло, но с тех пор, как переехал к родителям, оно вернулось. У меня какая-то фигня с деревом.

Я засопела.

– Давай спокойно дадим название твоей фигне. У тебя древесный фетишизм.

– Ну, не до такой степени. Я не бегаю по дому, не лижу мебель, не трусь о деревянные половицы.

– О, боже! – Я прыснула со смеху и затрясла головой, чтобы остановить этот супер-нелепый, но и ужасно смешной фильм, который прокручивался у меня в голове. – Если из-за твоих непредсказуемых формулировочек я проведу не ту линию, сам будешь виноват.

– Окей, чтобы ты полностью сосредоточилась на тату, я замолкаю. Ни слова больше. Ни звука. – Смех в его голосе не оставил никаких сомнений. Молчать у нас не получится.

И, видимо, он прав. Если только…

– Я за, и кто первый заговорит или засмеется, тот будет… – Я задумалась.

– Ты хочешь превратить это в игру?

– Другого способа замолчать у нас нет.

– Если ты проиграешь, должна будешь съесть рыбные палочки. Не отделяя рыбу от панировки. В том виде, в каком ты достаешь их из духовки.

– Какой же ты подлый! – выдавила я с наигранным гневом. – Я доверяю тебе самые сокровенные фантазии с едой, а ты просто берешь и используешь их против меня?

Еще никогда самодовольная ухмылка не выглядела так сексуально.

– Ну прекрасно… Тогда ты в случае проигрыша будешь есть картошку-фри.

Его лицо вмиг преобразилось.

– Нет!

– Да! Картошку, залитую майонезом…

– Нет.

– И кетчупом сверху.

– Ну брось.

– Смесь!

– Блин! Мне ни в коем случае нельзя проиграть!

– То же самое! Ну, поехали? – улыбнулась я.

– Погнали.

Мы одновременно сделали глубокий вздох, как будто с дополнительной порцией кислорода в легких легче подавить желание говорить и смеяться.

– Предложения типа Мне нужен перерыв или Мне нужно в туалет не считаются, – быстро проговорила я. – А, и сколько у тебя сегодня времени? Опять три часа?

– Сколько тебе еще нужно, чтобы покрыть старую тату?

– Думаю, только работы с иголкой без пауз… часов пять-шесть.

– У тебя есть после меня клиент?

– Кстати, нет. Кто-то отменил. Ты хочешь, чтобы мы сегодня закончили?

– Если у тебя нет других планов. С удовольствием.

– Можем… Но с перерывом, чтобы ты поел. Тут рядом есть булочная.

– Еда – хорошее слово. Поскольку завтра я перестану быть твоим клиентом, приглашаю тебя на следующей неделе. На рыбные палочки, – добавил он, подмигнув, и я снова расхохоталась. – Оп-па, проиграла.

– Этот смех еще не считается, – возразила я. – Мы начинаем на раз-два-три.

23

Симон

Поначалу молчание давалось с трудом. Но по прошествии часа я был рад, что могу не разговаривать. А еще через час единственное, что занимало мой мозг, это боль. Чертовски сильная боль. Я не знал, где взять силы на остаток сеанса. Сегодня было хуже, чем в прошлый раз. Честно сказать, я прямо-таки боялся помереть на финишной прямой – перед тем, как перестану быть клиентом Алисы.

Вида, естественно, не подавал. Просто сидел и внутренне проклинал себя за предложение закончить за один сеанс. Потому что каждая точка, каждая линия под иголкой Алисы прожигала мою кожу, словно кислотой. Я заставлял себя не вздрагивать, однако боль постепенно передалась в голову и в желудок. Меня дико затошнило. Надеясь заглушить это отвратное ощущение, я закрыл глаза. Ошибка. Как только я это сделал, у меня закружилась голова.