Блеск и нищета шпионажа

После некоторых проволочек Форин офис выдал визу Игорю Горскому. В КГБ это подозрений не вызвало: в конце концов, кому-то нужно выдавать визу, а Горский для англичан не опасен, да и Англии совершенно не знает.

Трохин, став начальником, изменился в соответствии со своим положением, даже усы у него стали длиннее, а физиономия — шире. Захватив бывшего начальника Розанова со скромной квартирки в центре города, где он жил с Ольгой, Трохин направлялся на домашний прием к Горскому по поводу отъезда. Персональная «Волга» легко летела по московским проспектам, как положено хозяину, Трохин сидел рядом с шофером. Отношения с Розановым незримо поменялись, и говорил он с ним, чуть-чуть повернув голову, несколько снисходительно.

— Я тебе завидую, — вещал он с переднего сиденья. — Ты добился своего: стал писать, поставил пьесу, наконец, женился на Ольге…

— Хочется быть великим, как Толстой! — засмеялся Розанов. — Кто еще будет у Игоря на квартире?

— Только мы вдвоем, как друзья по Дании. Для сотрудников он завтра дает банкет в ресторане, — сказал Трохин важно, дав понять, что сотрудник — это не пенсионер, уже не допущенный на сборища действующих бойцов невидимого фронта.

— А Лидия будет?

— Лидия и девочки на даче, чтобы не мешали. Ужин организовала ее мама, специалист по восточной кухне. Кстати, тоже жена азербайджанского чекиста.

— Ему везет на кавказцев и чекистов, — засмеялся Розанов. — Лидия не хочет меня видеть, я как-то в Копенгагене не слишком вежливо с ней обошелся.

Встреча друзей прошла на редкость весело. Пили, хохотали и даже спели под гитару любимую песню: «Играй, пока играется, играй себе пока то Окуджаву-пьяницу, то Баха-дурака. Играй! Какая разница? Зарплата есть пока. Пусть Игорь Горский-кисочка нас судит, как Дантон, его жена — форсистая, а сам он… миль пардон!»

Горский был счастлив: отъезд в Англию ему и не снился.

В Англию он влюбился сразу. Особенно ему нравилась Пикадилли с прилегавшим Грин-парком, любитель живописи с юных лет и коллекционер авангардистов, он обошел и Тейт, и Национальную галерею, побывал в галерее Куртод и даже в музее Кенвуд с дивным Гейнсборо. Приятно было бродить по Гайд-парку и Кенсингтонским садам, и только в посольстве, примыкавшем к этим местам, он чувствовал себя неуютно. Резидентом КГБ был Владимир Лукьяненко, едва ли не всю жизнь проработавший в контрразведке, крупный мужчина, почти всегда оплывший из-за постоянных возлияний, он сразу же невзлюбил Горского по всем параметрам: слишком интеллигентен, занимается спортом, не пьет и разбирается в политике. Лукьяненко собирался уезжать, его правой рукой и возможной заменой был Василий Снегирев, старавшийся угодить шефу, дабы занять его золотое место. Оба получали удовольствие, когда вызывали Горского в кабинет и учили его, как жить и работать в Англии.

— Ты хорошо устроился, — говорил Лукьяненко Горскому, сидевшему в кресле напротив. — И ты и я по должности — советники, но только мне приходится ворочать всей резидентурой, а ты занимаешься своими дочками. А деньги получаем одинаково.

— Но вы сами понимаете, что у меня еще слабый английский, чтобы заводить высокие связи. Дайте мне хотя бы полгода, я же только месяц как приехал… Надо же изучить Лондон, освоить прессу. А сейчас я полдня трачу на чтение газет из-за плохого знания языка… — оправдывался Горский.

— Да на фига они нужны, их дурацкие газеты? — специально подкалывал его Лукьяненко. — Я их вообще не читаю, но прекрасно представляю, что происходит в Англии.

— Но меня специально послали для сбора политической информации… — Горский нервничал и с трудом подавлял ненависть к шефу. — Я пойду, у меня дела… — он встал и двинулся к двери.

— Прежде чем уходить, ты должен спросить у меня разрешения. У нас тут не либеральный клуб!

— Разрешите идти? — Горский дрожал от ненависти.

— Говно-интеллигент, — сказал Лукьяненко Снегиреву, когда дверь закрылась. — Политическая информация! Мы и без него тут управлялись. Ни фига не понимает в Англии и хочет еще о ней что-то писать…

Снегирев кивал головой и поддакивал.

Горскому и впрямь приходилось трудно с освоением Англии, в свободное время он сидел, обложенный газетами, с постоянно включенным телевизором. Лидия и две маленькие дочки отрывали его от дела.

— Лидочка, пойми, эта сука Лукьяненко хочет меня съесть, он требует от меня невозможного: разве реально освоить этот участок в два месяца? Еще хорошо, что в Москве его считают полным дерьмом и собираются отзывать. Какое счастье, что в свое время я съездил с Убожко в Ютландию, — иначе не имел бы я в Москве поддержки!

Лидию все это слабо успокаивало, но она твердо решила целиком отдать несколько лет воспитанию детей, которых она обожала.