Блеск и нищета шпионажа

Холодный душ, окончательно снявший сонную вялость, старомодный «жиллет», тщательно обтачивавший намыленную физиономию, — брился он с душой, обходя бородавку у носа, увенчанную черным волосом. Она портила вид и разрушала ощущение утреннего счастья, когда превосходное настроение, боевой заряд и дух еще не омрачен общением с человеческим родом. Тут он включил приемник, взял ножницы и аккуратно подрезал растение на бородавке.

«Арестован сотрудник Форин офиса Джордж Рептон, подозреваемый в шпионаже в пользу одной иностранной державы», — сказал приемник бесстрастно.

«Жиллет» замер, боясь потревожить дикторский баритон. С горящими глазами Кедров влетел в спальню и растолкал жену. Вид его был настолько грозен, что она, как солдат по тревоге, выпрыгнула из койки на белый палас.

— Собирай вещи, сегодня вечером вылетаем в Москву.

— В чем дело? — удивилась жена.

— Быстро одевайся, надо кое-что купить. А то будешь ходить в Москве с голой задницей.

Намек на голую задницу в другое время вызвал бы домашний скандал, но в данной ситуации остался безответным, и она молча начала одеваться. Тем временем Кедров подумал, несколько успокоился и не стал пороть горячку (да и пристойно ли первому секретарю посольства и резиденту появляться у магазина до открытия, когда на работе дел невпроворот), привел себя в порядок, глотнул успокоительных таблеток, съел два недоваренных яйца, окончательно смирился с услышанным и вместе с супругой спустился к автомобилю. Там она конспиративно обратила к нему свой несколько расплывчатый и блондинистый лик, приобретший форму вопросительного знака.

— Финита ля комедиа, — ответил он чуть трагическим голосом (но тихо). — Теперь я персона нон грата.

Понятливая половина лишних вопросов не задавала, но мысленно затосковала по поводу внезапного конца загранкомандировки.

От Эддисон-гарденс быстро домчались по Бейзуотер-роуд, а там его взяли два «форда» наружки, шли откровенно, не маскируясь, это он предвидел и не удивился. Ехали вдоль Гайд-парка, мимо дома, где однажды он видел сэра Уинстона Черчилля, позировавшего в окне с традиционной сигарой в углу рта, и он с болью думал, что уже никогда в жизни (никогда! — ухало, словно колокол) не увидит этих мест, и особенно озера Серпантайн, где летом любил купаться, и скульптурной группы руки Эпштейна: странные черные фигуры во главе с рогатым дьяволом, он тянул всех куда-то в глубь веков, возможно, в свой замечательный ад, жаль, что так и не удосужился узнать, куда и зачем.

До универмага Селфриджиз добрались без приключений, правда, эскорт увеличился до четырех машин, попеременно менявших друг друга. Очевидно, они думают, что перед отъездом я начну передавать агентуру. Вот идиоты, за кого они меня принимают? А на что постоянные условия связи? На что явки?

В магазине купили четыре разных твидовых пиджака и

столько же пар фланелевых брюк — Кедров обожал эту типично английскую униформу, которую не раскопать даже в спецмагазине ЦК в ГУМе. Внутренне рыдая, жена старалась не выдавать своего страстного желания приобрести несколько пар итальянских туфель (денег все равно не было, использовали неприкосновенный запас на случай войны, крушения мира и других чрезвычайных обстоятельств), держалась она, как и подобает верной подруге, подбадривала и временами поглаживала резиденту мужественный локоть.

Вылетел Кедров только через день из-за отсутствия прямого рейса, на всякий случай не выходил из посольства и старался держаться вместе со своими — кто знает, какой подарочек могла преподнести мстительная английская контрразведка, уж ей-то досконально было известно, что Рептон находился на связи у резидента.

Узнала МИ-5 об этом только два дня назад, и вообще все дело разворачивалось вяло и следователь Ферри сомневался, что оно достигнет суда: налицо было лишь сообщение перебежчика КГБ о том, что сотрудник английской разведки Кристофер Рептон работал на Советский Союз целых десять лет, — одного такого показания было явно недостаточно для серьезного процесса.

В 1951 году Ферри допрашивал Кима Филби, другого советского шпиона, тоже работавшего в английской разведке, тогда тоже хватало прямых и косвенных свидетельств о том. что он помог уберечь от карающей руки попавшихся на крючок агентов КГБ Дональда Маклина и Гая Берджесса. Однако Филби ни в чем не признался, шутил и вел себя нагло, в результате его уволили, и вскоре он преспокойно уехал в Бейрут корреспондентом «Обсервера», сохраняя, между прочим, тесные связи со своей МИ-6, что выводило из себя контрразведывательную службу МИ-5.

Каково же было его изумление, когда на первом же допросе Рептон чистосердечно признался, что был завербован советской разведкой в Вене, и перечислил все операции и всех агентов, которых он выдал. Надел сам себе на шею петлю и выбил из-под себя стул — как еще назвать эту совершенно необъяснимую откровенность? Все были потрясены, а он даже радовался, что облегчил душу и отныне не должен скрывать свою любовь к коммунистическому устройству мира, наконец-то зажил по совести!