Никогда до Людовика ХIV – может быть, за исключением Дианы де Пуатье, которую именно поэтому многие и считали колдуньей, – женщины, приближенные к трону, не играли такой роли в политике двора. И, стало быть, в политике страны. Их слово зачастую было решающим в оценке людей, событий, а следовательно, и в развитии страны в целом. Воистину – «ищите женщину»… Ищите – и обрящете…
Луиза-Франсуаза де ла Бом ле Блан, маркиза де ла Вальер, герцогиня де Важур (1644–1710) – таково полное имя той, кого мы с ранней юности привыкли считать первой и единственной любовью виконта де Бражелона, героя бессмертного романа А. Дюма и также первой большой любовью французского короля Людовика XIV, «короля-солнце».
Надо сказать, что и то и другое недалеко отходит от истины. Действительно, когда ей еще не было 18 лет, она на свадьбе своей дальней родственницы, жившей в доме ее вдовой матери, маркизы де Сен-Реми, знакомится с двоюродным братом жениха, графа де Темин, маркизом де Бражелоном – двадцатилетним офицером, по данному торжественному случаю приехавшим из полка.
Встреча имела больше последствий для юноши, чем для девушки – он бесповоротно влюбился; Луиза же спокойно отнеслась к новому знакомству: ее душа еще спала.
Она воспитывалась в старой доброй традиции, определявшей жизнь провинциального французского дворянства на протяжении веков, безо всех этих новомодных столичных штучек – в любви и преданности монархии и монарху, в милосердии, кротости, почитании старших.
Но природа начинала брать свое, не столь рьяно, чтобы воспламениться от встречи с первым же симпатичным незнакомцем. Тем не менее она покорно выслушала весть, что маркиз де Бражелон просил у ее матери ее руки, и маркиза де Сен-Реми сговорила дочь.
Свадьба должна была вскоре состояться, но вмешался злой рок. Спустя несколько месяцев умирает барон ла-Бом – дед Луизы, проживший большую часть времени с ними, а следом за ним и мать – де Сен-Реми. Незадолго до своей смерти, как бы предчувствуя свой скорый конец, маркиза выхлопотала дочери при дворе место фрейлины при жене королевского брата – принцессе Генриетте Английской. И теперь, после смерти матери, это, по сути дела, оставалась единственная путеводная ниточка в жизни Луизы.
Графиня де Темин, несколькими годами старше Луизы, повезла ее в Париж к родственнице маркизы де Сен-Реми – жене маршала де Бельфона, дабы та подготовила ее к выходу ко двору, поведав ей про придворный этикет и посвятив ее хотя бы вкратце в групповые расклады, существующие среди придворных.
Однако маркиза де Бельфон по своему характеру не годилась в наставницы: она была суха, горда, холодна. Но она дала Луизе бесценный совет, который надолго определит ее поведение в свете, совет сводился к мысли, что молчание есть золото.
Луиза последовала совету, что было не особенно трудно, ибо представленная двору, она там не знала никого. Девушка там всем понравилась своей молодостью, красотой, скромностью (которая находилась в резком противоречии с придворными нравами). Что же касается красоты де ла Вальер, то заметим – не в укор королю – что это первая из его официальных фавориток, судя по портретам, самая симпатичная. Большие голубые глаза, роскошные светлые волосы, свежая беспорочность лица – все привлекало к ней внимание. Даже ее легкая хромота не портила общей картины – с детства привыкнув скрывать ее, Луиза выработала особую, скромно-тихую плавную походку, которая делала ее недостаток практически невидимым.
Скромность же ее была чудом, отмечаемым всеми. Являясь сторонником классической монархии, герцог Сен-Симон (в силу чего ему особенно не был симпатичен Людовик XIV, своими действиями подрывающий основы монархизма), антипатично относившийся к королевским насилиям, для Луизы делал исключение, отмечая, что «она была скромна, бескорыстна, кротка, в высшей степени добра».
Именно за это и полюбит ее в те годы еще совсем молодой, 23‐летний, король Людовик.
Этот король – особая страница в истории Франции. В его долгое правление Франция, выбравшаяся из хаоса гражданских войн, станет одной из сильнейших держав Европы и уж, безусловно, законодательницей европейской моды.
В начале своего правления он еще будет оглядываться на годы своего детства, когда аристократическая Фронда едва не смела его с трона. Но ближе к концу своего царствования будет всерьез обсуждать вопрос, «не следует ли королю фактически взять в свои руки все земли и доход Франции» (т. е. в личную собственность. –
На эту же тему он прикажет составить инструкцию для сына: «На том же основании все, что находится в пределах наших владений, принадлежит нам, что бы оно ни было. Вы должны быть убеждены в том, что короли от природы имеют право свободного и полного распоряжения имуществом клира и мирян и могут каждую минуту, подобно мудрым управляющим, им воспользоваться для нужд государства».