Израильские военные стратеги сознавали невыносимость войны на истощение для маленькой страны, вынужденной в связи с этим держать силы резервистов в состоянии постоянной боевой готовности. Продолжительная война на истощение, в которой противники несут постоянные, приблизительно равные потери, означала бы скорую и неизбежную агонию Израиля. Поэтому Израиль был вынужден предотвратить «истощение» даже путем непропорционально жесткой реакции, то есть нанесения ответного удара, по мощи на порядок превосходящего провокационные действия врага. Однако помимо этих общих соображений у Израиля в тот момент имелись дополнительные причины стремиться к эскалации конфликта.
Советское военное присутствие в Египте постоянно расширялось; египетские вооруженные силы получали новое, хотя и не самое современное оружие. Война на истощение, ответные израильские удары и советская реакция на них создавали динамику замкнутого круга, грозя привести к прямой советской интервенции с последующим риском столкновения двух сверхдержав.
Как уже говорилось в предыдущей главе, государственный секретарь Уильям Роджерс настаивал на прекращении огня и мирных переговорах. В то же время советник президента по национальной безопасности Генри Киссинджер не считал эскалацию военных действий проблемой — скорее, наоборот. Израильский посол в Вашингтоне Ицхак Рабин, который в то время общался с ним весьма часто, 19 сентября 1969 года телеграфировал в Иерусалим: «Совет по национальной безопасности рассматривает результаты израильских военных операций против Египта… Положение Насера пошатнется, а это, в свою очередь, ослабит позиции Советского Союза в регионе… Готовность снабжать нас оружием обусловлена скорее интенсификацией наших военных действий, чем их свертыванием»[450]
.По-видимому, этот совет пришелся по душе Голде Меир. Во время своего визита в Вашингтон в сентябре 1969 года она установила систему прямой связи через посла И. Рабина и Г. Киссинджера в обход своего собственного Министерства иностранных дел и американского Государственного департамента. В своих мемуарах И. Рабин описывает эту систему следующим образом: «Киссинджер в соответствии с указаниями президента должен был передавать сообщения мне, а я должен был пересылать их Симхе Диницу, специальному помощнику Голды Меир, в Иерусалим. Таково было предложение президента, и Голда Меир одобрила его. Если это предложение было связано с некоторым недоверием к Аббе Эвену и Уильяму Роджерсу, это не моя вина… Таким стал основной способ поддержания контактов между двумя странами по самым важным вопросам»[451]
. Большой вопрос, однако, состоит в том, в какой мере Г. Киссинджер действовал здесь в соответствии с «указаниями президента», а в какой вел свою собственную игру[452].25 октября 1969 года И. Рабин, лишь за два года до этого бывший начальником Генерального штаба ЦАХАЛа, предложил провести «глубинную» бомбардировку египетских целей. К. О’Брайен полагает, что «в контексте системы “прямой связи” Голда Меир должна была понять, что этот неожиданный совет ее посла был передан через Киссинджера и исходил от президента Соединенных Штатов»[453]
. Мне кажется, чтоВ тот период члены израильского кабинета министров разделились на тех, кто считал оправданным риск глубокого проникновения в египетское воздушное пространство и налеты на Каир, и тех, кто опасался, что Советский Союз придет на помощь Египту и это приведет к нарушению равновесия стратегических сил.
И. Рабин слал все новые телеграммы, призывавшие к эскалации военных действий против Египта и других арабских стран. Он, очевидно, полагал, что влиятельные люди в Вашингтоне ждали именно этого. Голда Меир придерживалась того же мнения. Вряд ли в оценке позиции Г. Киссинджера она полагалась только на И. Рабина; скорее всего, это соответствовало ее собственному впечатлению от советника президента, сложившемуся после встречи с ним.