Ближайшие союзники? Подлинная история американо-израильских отношений. Том I. Эпоха межгосударственных войн: от Второй мировой до Войны Судного дня.

Руководители Советского Союза определились куда быстрее. Через несколько часов после начала боевых действий произошла встреча А. Садата и советского посла В.М. Виноградова (1921–1997), поздравившего египетского президента с успешным развитием военной операции. В течение двух дней — с 6 по 8 октября — происходил интенсивный обмен мнениями между Л.И. Брежневым и Р. Никсоном. Л.И. Брежнев, по существу, уходил от созыва Совета Безопасности, делая упор на том, что агрессором в принципе давно является Израиль, удерживающий много лет захваченные им арабские земли. «В этой связи, — писал Л.И. Брежнев Р. Никсону 7 октября, — на наш взгляд, было бы весьма важным, если бы со стороны Израиля последовало ясное, без всяких оговорок, заявление о его готовности уйти с оккупированных им арабских территорий, имея в виду, что одновременно гарантировалась бы безопасность Израиля, как и других стран региона». Л.И. Брежнев отвергал также отвод войск на линию перемирия 1967 года, так как арабские страны не должны опять отдавать Израилю вновь отвоеванные у него арабские территории. «Надо сказать, что в первые дни конфликта Москва находилась под сильным нажимом Каира и Дамаска, выступивших против передачи дела в ООН, ибо они надеялись на успех в военных действиях. Брежнев фактически шел у них на поводу», — признавал десятилетия спустя посол А.Ф. Добрынин[497]

. В первый день боевых действий советскому представителю в Совете Безопасности ООН было отправлено предписание: в случае постановки на голосование предложения о прекращении огня голосовать так, как об этом просят Египет и Сирия (а в случае разногласий между этими странами — ориентироваться исключительно на Египет). 8 октября было опубликовано Заявление от имени советского правительства, в котором, игнорируя тот факт, что война была начата Египтом и Сирией, ответственность «за нынешнее развитие событий и их последствия» была полностью возложена на «Израиль и те внешние реакционные круги, которые постоянно потворствуют Израилю в его агрессивных устремлениях»[498]

. К 10 октября израильская армия в основном остановила наступление арабских войск, а советские военные эксперты стали склоняться в своих оценках в пользу Израиля[499]

; стремясь не допустить перелома в ходе войны, советское правительство начало переброску оружия по воздуху в Каир и Дамаск. Таким образом, определилось направление советского внешнеполитического вектора — не прекращение огня, а максимальная поддержка Египта и Сирии, причем не только дипломатическая, но и военная.

США же медлили, причем медлили сознательно. От имени президента Киссинджер заявил 12 октября для передачи в Москву, что США не будут посылать свои войска на Ближний Восток, если и СССР не сделает этого[500]

. Выступая на пресс-конференции 12 октября, Г. Киссинджер заявил: «После начала вооруженного конфликта у Соединенных Штатов были две цели. Первая — немедленно прекратить конфликт. Вторая — прекратить его таким образом, чтобы обеспечить в будущем стабильное урегулирование ситуации на Ближнем Востоке»[501]. Вместо того чтобы поддержать просьбы Израиля о помощи в чрезвычайной ситуации скоординированного военного нападения на двух фронтах, Г. Киссинджер размышлял, будет ли удовлетворение этой просьбы способствовать тому, что израильское правительство в будущем станет более уступчивым в отношении выдвигаемых в его адрес требований. Пока шла война и гибли сотни и тысячи людей, Г. Киссинджер взвешивал, как добиться реализации его главной стратегической цели — изгнания Советского Союза с Ближнего Востока, чтобы все вовлеченные в конфликт стороны видели в качестве единственного полномочного арбитра, посредника и покровителя Соединенные Штаты.